Сибирские огни, 1985, № 7
реакции Ирины на Мишу — рядом с Мишей он, Юрий, похоже, был ей неинтересен. И все же — ч т о его раздраж ало? Осень, дожди, неудавш.иеся судьбы... Совсем не обязательно -слу ш ать Мишу; половина мировой литературы — об этом. Дождит в ру кописи, дождит за окном. А что в нем самом, в Юрии, изменилось от Мишиного чтения? И что изменилось там, за окном? На секунду он почувствовал какую-то детскую безнадежную веру в мгновенное неожиданное и з м е н е н и е ; и при этом знал — женщина в соседнем доме, как всегда, разделась и легла спать, а машины катят сквозь дождь, и листва на деревьях, как всегда под дождем, сырая... Ничего в природе не изменилось. «Это потому,— ск азал он себе,— что ничего не изменилось во мне самом.» А Миша тем временем отложил, наконец, рукопись, жадно, двумя сильными руками ухватил кофейную чашечку. — Д ед ,— спросил Юрий.— А где работают твои герои? Они ведь у тебя не пенсионеры, я правильно понял? — Что значит — работают? — Ну, служат, воруют, зарабатываю т на хлеб... — Юрий почувство вал, что говорит совсем не то, чего от него ждали, но остановиться уже не мог, не хотел. — Им же сила нужна. Хотя бы мускульная. Без жратвы не займешься даж е любовью. — А-а-а... — сразу поскучнел Миша.— Моим героям всего этого не надо. Захотят поесть — подработают. Их жизнь освобождена от суеты. Интеллигент, я имею в виду настоящего интеллигента, он призван д у- м а т ь. Ему совсем не надо махать кувалдой. Д а и некогда ему. Он дол жен быть свободен от внешнего. Понимаешь, свободен? — О т ч е г о ? — демонстративно не понял Юрий. Механик Дима, зловеще шурша за.мшей, поудобнее развалился в единственном кресле, злорадно ухмыльнулся; философ Олег, по-детски вытянув худую шею, внимательно уставился на Зоболева; не выдержа ла ма тант. — Ирка,— пожала она худенькими плечиками.— Мы же договари вались: встречи только для понимающих! — Горыныч! Действительно... Он покраснел от унижения. Г о р ы н ы ч ! — это прозвучало фальшиво. Д аж е іма тант поежилась. — А ты, дед,— безжалостно спросил Миша,-^ ты, дед, чем занима ешься, вернувшись вечером со службы? — Голову проветриваю. Иронию его Миша, не принял, наклонил вперед мощные плечи, под считал, как бы про себя: — Вечер отпадает... Ночь уходит на сон... Утром — опять на службу... Хмуро подвел итог: — П у с т ы н я ! — Что же мне, бросать службу, принимать позу Мыслителя? Или, как там? «Жить на вершине голой, писать простые сонеты, и брать от людей из дола хлеб, вино и котлеты»? Но никто Юрия не слушал, заговорили о рукописи. Только Дима, зловеще шурша замшей, пододвинул свое кресло поближе к Юрию и время от времени ронял в его сторону небрежные, но, кажется, проду манные фразы. Д у м а ю щ и й человек, ронял он, это вовсе не статуя Родена, не шофер автобуса, не задерганный журналист, не учитель средней шко лы... Д у м а ю щ и й человек, ронял он, обитает вне автобуса, вне кон торы, вне школьного класса... Д у м а ю щ и й человек, ронял он, самое удобное чиновничье кресло отдаст за деревянную лавку в дворницкой... Почистил подъезд, ложись на лавку и думай. А еще впереди день, и его не надо изводить на это дурацкое добывание хлеба...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2