Сибирские огни, 1985, № 7
ный поцелуи пареньку в затасканном , явно с отцовских плеч, спортив ном костюме. На ногах его (и он ног не прятал ) были кеды, чуть ли не на босую ногу.— О смысле жизни Олег тебе, конечно, ничего нового не скажет, сам знаешь, д аж е Мефистофель смысл этот свел к труду... — Ирина неприятно усмехнулась,— но если кто-то из нас всерьез задумы вался над смылом жизни, то, прежде всего, Олег!.. А там , в углу, этот красавчик в замше — Дима. Мы зовем его механиком, он мехмат бро сил. Вовремя понял — жизнь постигают не по учебнику... — Ирина быст ро скосила глаза на Юрия, почувствовав его внутреннее сопротивле ние. И сразу повернулась к бородачу, представила его всех короче: — Миша! Но голос ее изменился. Заметить это мог только Юрий. Он и заметил. Таким голосом И ри на прежде представляла в своих компаниях только его, Юрия. И вот — М и ш а... Ни слова больше. Горыныч, Н аташка, философ, механик, Миша — вроде бы все в одной системе, но, неявно, Миша был выделен. «Ревнуешь?» — удивился Юрий сам себе. И честно ответил: «Злюсь.» Он не очень-то вслушивался в то, что читал Миша; уходил на кухню, варил кофе — на всех, в большой джезве. Основное все же ухва тил: герои Мишиной повести умели обходиться без зонтиков. Это не так просто, когда, не переставая, льет дождь. Рукопись, кажется, так и н а зы в а л а с ь— «Сентябрьские дожди», и дождило в ней, как за окном. Дождило в небесах, дождило в сердцах. Не случайно кто-то из героев разразился вынужденной тирадой о мирах, в которых будет когда- нибудь гораздо хуже, но уж ни в коем случае не дождливее. А ведь речь шла не просто о м и р а х , речь шла о мирах, из которых нет возв рата. Миша это п о д ч е р к н у л н е т возврата! Впрочем, это вот — н е т в о з в р а т а — Юрий где-то уже встречал. В книгах, разумеется. Если что-то кажется знакомым, надо лишь порыть ся в памяти — самое главное, самое яркое, как правило, кем-нибудь давно сказано... Но Мишу это ничуть не смущало. В его рукописи шел д ож д ь— реальный, нужный, мертво и скучно омывающий душу. Геро иня подходила к окну, протирала запотевшее стекло бледной незагорелой рукой, пыталась увидеть затылок уходящего друга. Но д аж е это ока зы валось невозможно: герой, уходя, поднимал воротник плаща. Тихонько, хотя на него все равно не обращали внимания, Юрий вы ходил на кухню. Удручало: то, что читал Миша, неявно, но напоминало «Лоцию». И не нравилось. Дождь... В окне огромного дома напротив (китайская стена) неторопливо, будто она одна во всем мире, раздевалась при свете молодая женщина. Беспрерывно, раздраж ающ е однообразно повизгивали внизу тормоза, шипела резина прущих сквозь дождь автомобилей. А выше светили не звезды, а все те же окна, окна, окна, за которыми длилась и длилась жизнь, ничуть не похожая на описанную гением Мишей. « К о г д а о н и р а з о й д у т с я ? . . » Д ум ая так, Юрий прислушивался к доносящемуся и на кухню го лосу Миши. Как на карусели: хочется сойти, но не сойдешь, пока она не остановится. Но Миша не графоман,— с этим Юрий согласился. Слушая Мишу, он не испытал неловкости, а это показатель дара. То, что Миша читал, раздраж ало его не беспомощностью, не легковесностью, а, пожалуй, лишь тем, что Миша слишком уж акцентировал внимание на пустыннос ти своих, даж е городских, пейзажей. Не было у него пей заж а с видом на Будущее. И еще (Юрий знал) раздражение шло и от его собственной, Юриной, реакции на гения Мишу, а если быть точней и честнее, от 102
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2