Сибирские огни, 1985, № 6

— я ж е в самоволке! — хохочет К оля.— Спганул через колючку, д еру д ал . Он опять н агибается, кл ад е т что-то в кубанку и уходит... — Коля! — зову я. Он не слышит, не оборачивается, уходит, насвистывая. Это я тоже помню: К оля умел и по-соловьинному, и как иволга, и песню любую: «Л енты -бантики», «Бьется в тесной печурке огонь». Коля очень музы ­ кален , я его всегда просил, когда ш ли в м арш е в одной тройке: «Ну-ка, иволгой. Колюш ка!» — Коля! —^,зову я, но он не слышит, вот-вот исчезнет в темноте б«ра. Почему, почему т а к холоден ко мне Коля? Он ж е узнал меня и уходит, не обрадовавш ись, не с к а за в доброго слова!.. В друг он о с тан авли вается и, обернувшись, смотрит на меня. Смот­ рит долго и печально. И я виж у: это совсем не К оля — высокий, широ­ коплечий мужчина л ет сорока, голубые гл а за , рыжие усы, телогрейка... Я узнаю человека в телогрейке: это мой отец. Отец молчит, все печальнее д ел а ет ся его лицо. Я хочу спросить его, как, зачем он в Сог­ рах, но не могу. К а к н а зв а т ь его? П ап а? Б а т ян я ? Но ведь он моложе ме­ ня!.. Молодой, сильный мужчина с могучими плечами, крупными ру ­ ками и печальным лицом... . К а к а я -то вина гнетет меня. Вина перед человеком , который, робко о гл яды в ая сь, уходит песчаной дорогой в глубь бора. И он не узнает меня, лиш ь смотрит в мою сторону. Я хочу назвать себя, но не могу: невидим ая стена м еж ду нами. Мне горько, я ж е знаю , он вспоминал в свой смертный ч ас своего младш его. ...Я просыпюсь весь в холодном поту, хотя окоченел в легком п л а ­ щишке. С туча зубами , испуганно озираюсь, не понимая, где я. М ере­ щится д авн ее: взревет пулемет, знакомо ухнет за лесоьм... Во сне я часто виж у войну, во сне я разговариваю с дорогими серд ­ цу лю дьми, они все д л я меня живы... Я слышу д ал екий петушиный крик, какое счастье: тишина под родным небом!.. Сны таки е часто будят меня среди ночи. М ож ет быть, они напоми­ нание? О чем? Я спраш иваю себя: что я не сделал? Что еще не сде­ л ал о наш е поколение? К акое слово не сказано? Д о р о га моего детства... И если деревья умеют помнить, они помнят меня, но еще больш е моего отца. Тут он родился в русской мужицкой семье, тут вырос, с т ал крестьянином , отсюда, из Согров, трижды уходил на войну. Я написал книгу о Коле Горностаеве, о живых и мертвых товарищ ах моих по войне, но ведь отец мой тож е был солдат, рядовой трех войн. « З а м атуш ку Р асею » он ходил в штыковые атаки на япон­ цев, гло тал немецкий га з фосген, пережил тиф и долгое, во вшах, сы ­ рости, в страхе смерти, окошю е томление... Я никому не р ас с к а зы в ал про отца. Гордятся отцами-героями, от- цами-победителями , а мой отец не был победителем , и мне всегда было ж ал ь его тайной сыновней жалостью . И слова эти едва ли написались бы, не окаж ись я на родине, но, коли слово ск а зан о ,— долг сыновний вспомнить ушедших добром и правдой, к а к а я бы вина ни числилась за ними, к а к а я бы судьба им ни выпала... Вот и солнышко! Оно восходит за бором, длинные тени протяну­ лись по лугу и пруду. Н а берегу я вижу белый бугорок моей машины, у воды алым мотыльком трепещет костер. Я виновато спешу к машине, но еще издали р а зли ч аю возле костра не одну, а двух женщин. — Я ж е тебе говорила, он в бору,— подходя, слышу я незнакомый певучий голос.— А ты не верила. Где ж е ему еще ходить-бродить ночь напролет?! Р ядом с костерком — клеенка, на ней помидоры, груздочки, откры ­ тый коньяк. — У знаешь? — спраш ивает меня гостья.— В асёнка я... Ничего не говорит мне это имя, никогда я не видел эту маленькую