Сибирские огни, 1985, № 6
хорошо знакома, особенно ее юго-восточный район, о котором пишет автор. Рубежеви- чи. Столбцы, Ивенец с прилегающими к ним более мелкими поселками составляют как бы широкую полосу, в зоне которой действовал командир партизанского взвода Иван Шумилов. Да, биография писателя-сибиряка рож далась именно в этих местах —в бесконеч ной череде боев и походов. Его идеалы и убеждения выковывались в самое жестокое время, и потребовался определенный срок, чтобы он смог взяться за перо. От знания реальной жизни, философского осмысления увиденного и пережитого шел он к своему взыскательному творчеству. И эта автор ская сопричастность к рассказанному не вольно передается читателю. Негромкая правда о войне, протащившей будущего писателя через самое пекло пер вых боев, ранений, окружений, наконец, партизанских нелегких будней, сделавшей его очевидцем и участником многочислен ных коллективных подвигов советских лю дей, импонирует как раз своей неброско- стью, скупой обыденностью дневниковых строк. Автором отброшено все случайное, наносное, второстепенное. Словарь его по- военному точен и выверен. Правда — пол ная, без недомолвок, прямая и искренняя, как исповедь. Свидетель гибели десятков боевых побра тимов, израненный, Иван Шумилов всю оставшуюся жизнь считал себя должником перед товарищами, отдавшими свои моло дые жизни во имя грядущей победы над фашизмом. И писал, писал о тех суровых годах, так ни разу и не произнеся в своих строках о войне слово «подвиг». Он так и говорил: «Пишу о маленькой частице того, что составило Великую Отечественную вой ну...» Его собрат по литературному оружию, алтайский писатель Георгий Егоров в пре дисловии к своей «Книге о разведчиках» позже скажет: «Чем дальше уходит то вре мя, тем острее ощущаешь те потери юности, и тем четче вырисовываются в памяти об разы погибших ребят, тем ближе они мне становятся...» Иван Шумилов не писал, кажется, пре дисловий к своим книгам. Но он, наверное, безоговорочно подписался бы под этими строками. Иначе не были бы так емко и образно — зачастую в двух-трех словах — обрисованы герои в его партизанских за писках. «...— Партизаны? Ну тогда будем раде шеньки! —Моя рука хрустнула в его же лезной ладони. Передо мной стоял высокий широкоплечий богатырь...» Это — о Балаше, командире маленькой, но хорошо вооруженной, подвижной группы смельчаков. На протяжении всего дальней шего повествования — больше ни слова о внешнем облике этого незаурядного челове ка. И гибель его обрисовывается автором нарочито скупыми маЭками: «Враги взяли хутор в кольцо, ударили по нему зажига тельными пулями. Домик вспыхнул... Пат роны подходили к концу, и Балаш стрелял только наверняка. А затем выстрелы сов сем прекратились... Но он еще был жив. Из окна в немцев полетели камни, палки... А потом вижу, выбегает сам с железной пал кой в руке. Тут его и скосили...» Но жизнь партизан состояла не только из перестрелок, диверсий «а железных дорогах, нападений на вражеские гарнизоны. Им приходилось вести кропотливую разведыва тельную работу. Приходилось иногда под прикрытием какой-нибудь «жёнки», взятой «напрокат» с дальнего хутора, ездить якобы по хозяйственным делам, скажем, на мель ницу и зорко наблюдать за перемещением немецких частей на большаках, сосредоточе нием техники и т. д. В такой обстановке до водилось, естественно, и бегать от врага. И, к чести писателя, он не опускает в своем повествовании подобные эпизоды. Вот все го лишь несколько строк: «Я заворачиваю коня и гоню... Хлещу коня кнутом, вож- жами. Ему, наверное, передается моя трево га и он бежит, сколько хватает сил. Спут ница закрыла от снега лицо воротом тулу. па. Мы так мчимся километр или два. Трях ни стариной коняга! — Ездили когда-нибудь так быстро?-- спрашиваю я. — Не... Гэтому коню уже двадцать го дов... Ен сегодня издохнет — николи так не бегал...» Иван Шумилов долгое время воевал в партизанском соединении Василия Василь- евича Щербины (партизанская кличка Бо родач). В Музее Великой Отечественной войны, что стоит в самом центре Минска, воинским подвигам этого соединения посвя щен целый раздел. На стендах вещи, ору жие партизан. И среди них еще два пред мета, которые в свое время привлекли мое внимание. Это книга Ивана Шумилова «В тылу врага» и партизанская рация «РБМ», к которой прикреплена металлическая бирка с гравировкой: «Партизанам Белоруссии от новосибирцев». Из короткой надпи си, помещенной рядом, явствует, что радиостанция, сделанная руками новосибир. ских тружеников, верно служила партиза нам два с половиной года — вплоть до из^ гнания врага с белорусской земли. Так вот, через десятилетия маленькие эта детали — и книга писателя-сибиряка, и ра. ция — приобретают яркую символику слит ности всего советского народа в минувшей войне. Через годы и расстояния мы все глубже и пристальней будем всматриваться в самые мельчайшие детали минувшего, которое для нас — история. А в ней и для нее все значительно и ничего не должно быть упущено. Поэтому, наверное, мечтал Иван Ле онтьевич Шумилов написать развернутое полотно о белорусских партизанах, поддер. живая в себе чуть тлеющий огонек жизни огромной любовью к людям. Строки одного из его стихотворений могли бы стать эпн. тафией ко всему тому, что им сделано и чего он не успел совершить, вынашивая пла. ны новой книги: Хочу, чтоб ж изнь моя была Не тихой и бездумной, А, как весенние ручьи, Стремительной и шумной. Чтоб, как ручьи в просторе рек Сливают свои воды. Так жизнь моя — мой ручеек — Влилась бы в ж изнь народа. О тдав себя, умрут ручьи. Собой наполнив реку. Так я хочу себя отдать Д ля счастья человека. Он не дожил до 40-летия Победы ровне четыре весны. Но живут его книги, которые
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2