Сибирские огни, 1985, № 6
ная подоплека конфликта лишена в данном случае привычной ясности, когда легко опре делить правых и виноватых. Может, суть дела именно в своеобразии жизненного ма териала? Открываем еще одну повесть, вторую, тре тью... Иные герои, иные ситуации. Все, как правило, сложно, противоречиво, порой запутанно. И это отнюдь не писательский произвол, а отражение реального положения вещей. Не случайно латышский прозаик з. Скуинь заставляет героя Своего романа «Мемуары молодого человека» рассуждать следующим образом; «Как было бы просто, если бы в жизни, как на шахматной доске, белые боролись против черных. Добрая си ла — любовь, злая — ненависть. Но это была бы не жизнь, а сказка. А потому бесполезно задаваться вопросом, возможно ли такое во обще. Зло в чистом виде не кажется мне слишком опасным... Пугает меня зло, кото рое я сам способен породить. Зло, которое нежданно-негаданно исходит от близких лю дей. Зло, которое я не способен объяснить». Сказано очень верно. В том же направле нии, хотя, конечно, не ограничиваясь исклю чительно им, ведет поиск и сегодняшняя со циально-аналитическая повесть. Интересы ее широки. Проникает она и в такие сферы действительности, которые могут показаться не очень существенными, уделяет внимание фигурам, так сказать, второго и третьего плана. Нё" составляет в этом смысле исклю чения такое небесспорное произведение, как повесть В. Маканина «Предтеча». Стоит напомнить, что в центре повести находится фигура этакого современного зна харя — человека малограмотного, хотя и не без способностей, наделенного сильной волей и уменьем применять некоторые секреты так называемой народной медицины. Рассказано о том, как он, действуя по странной своей методе, а больше по наитию, сумел завое вать доверие и даже, вопреки всяким ожи даниям, исцелить кое-кого из безнадежных больных, но затем полностью себя исчерпал и, надломленный старческими немощами, умер. Несмотря на необычность и, более то го, курьезность этой судьбы, она прослеже на автором внимательно, во всех ее узловых моментах, с единственной целью— не просто обнажить реальную суть одной из легенд, но показать, почему и как она возникла. Не могло не увлечь писателя и само раз нообразие причастных к ней лиц. Ведь поми мо пациентов (кстати, немногочисленных), их родственников, к старику льнут и другие, в том числе люди суетные, жадные до сен саций и движимые обыкновенным человече ским любопытством,'иногда с профессио нальным оттенком, как врач Потяничев, ко торый рискнул пройти через мучительную процедуру ради избавления от застарелой астмы. Кое-кто не прочь воспользоваться мо ментом, чтобы на волне внезапного интереса к новоявленному врачевателю и самому не остаться в тени, вроде расторопного журна листа из начинающих Коляни Аникеева. Л еще тянутся многие к Якушкину за своего рода духовной терапией и уж, разумеется, с полным доверием воспринимают его косно язычные рассуждения о «совести, иначе на зываемой интуицией». Вот эти-то, кто вкусил в лучшим случае от плодов полукультуры и чья смутная неудовлетворенность узко практическим, сиюминутным не находит сколько-нибудь разумного выхода, и видят в старике выразителя своих ожиданий. А между тем личность Якушкина взятой им на себя ролью знахаря не исчерпывает ся. Для одних почти чародей, для других всего лишь упрямый маньяк, чуть ли не шарлатан (хотя, между прочим, никаких денег или там подарков не берет, почестей, выгод не ищет), он в общем-то добр и, несмотря на внешнюю грубоватость, участ лив к людям. Сожалеет, когда не в силах помочь, а особенно — что не довелось по- настоящему выучиться и весь-то его багаж, не считая давних восьми классов,— обрывки, крохи знаний, полученные из вторых, тре- тьих рук, из разговоров на популярные на учно-медицинские темы. Диковат, но, воз можно, сложись у него судьба немного удач нее, тот же именитый хирург-онколог Анд рей Севостьянович, скептически-бесстраст- ный, когда в его присутствии заговаривают о Якушкине, сумел бы найти с ним общий язык. И возможно, даже скорее, чем с те ми из своих коллег, кому явно не хватает способности выйти за пределы сугубо про фессиональных проблем, для кого эти по следние наглухо отгорожены от проблем че ловеческих. Наше представление о герое В. Маканина было бы точнее и глубже, если бы некоторые детали его поведения, взаимоотношений с людьми мы видели бы глазами не такого ненадежного свидетеля, каким является бес принципный Коляня, а кого-либо еще, хотя бы, на худой конец, из числа тех же «па циентов». Они ведь жаждут не только те лесного исцеления, но и хлеба духовного, они достойны сожаления, потому что Якѵш- кин им этого дать не может, хотя сам по себе он личность незаурядная. В. Маканин последователен, отстаива свое кредо: даже если жизнь избирает не ожиданные, непредсказуемые пути, она все равно заслуживает понимания и доверия. И не страшно, что не вышел у него главный персонаж законченным авантюристом: к че му тогда повесть, хватило бы вполне сати рического фельетона, где психологические и бытовые подробности играют, как известно, более чем скромную роль. Повести же, как жанру аналитическому, без них не обойтись. Не может в любом случае она миновать и того, на чем лежит . печать случайного, эмпирического и что еще только предстоит возвести к общему и за кономерному. Спору нет, факты для нее от нюдь не самоцель, и все же их накопление приобретает порой особый смысл, подготав ливая необходимую почву для будущих ши роких концепций или уточняя прежние. Давно ли, кажется, рассуждая о соотно шении сельского и городского образа жиз ни, традиций и новизны, о миграции насе ления, отмечали лишь движение в одну сторону — из села в город? И вот уже пуб лицистика, а вслед или даже вместе с ней сегодняшняя проза фиксирует обратный, хотя и не столь широкий процесс. Кстати, со свои ми нелегкими подчас проблемами и неожи данными конфликтами, нарушающими ров ное течение жизни. Именно так, поначалу спокойно и буднич но, а к концу с заметным ускорением, раз виваются события в повести А. Черноусова «Второй дом». Ее герой, завзятый горожа нин, преподаватель вуза Андрей Горчаков,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2