Сибирские огни, 1985, № 6

Ко многим сегодняшним повестям сказан­ ное выше едва ли приложимо. Но причина тут, думается, не в склонности прозаиков уходить от острых проблем, которых и сей­ час хватает, и не в том, что рамки повести оказались вдруг для этого слишком узки. Заметна тенденций к анализу процессов подспудных, не всегда явных, порой выпа­ дающих даже из пояя зрения публицисти­ ческих жанров, чьи задачи в известном смысле и берет на себя повесть. Задачи эти можно кратко охарактеризо­ вать, воспользовавшись выражением М. Щеглова, как «разведывательное позна­ ние жизни во всех ее сторонах и быстроте­ кущей смѳне явлений». Причем, поскольку повесть все-таки не дублирует очерк, а со­ храняет собственное лицо, она оказывается в состоянии точно и выпукло запечатлеть не только то, что отмечено острой злободнев­ ностью, но и многое другое, например, при­ меты общественной либо профессиональной психологии, .образ жизни тех или иных со­ циальных прослоек и т. д. Тут все, за что ни возьмись, открывается лишь терпеливо­ пристальному взору, требует более кропот­ ливой «черновой» работы, чем роман, кото­ рый, обозревая нередко те же самые явле­ ния словно бы с высоты птичьего полета, может, пожалуй, ими и пренебречь. Конеч­ но, если сам не становится, часто за счет утраты необходимой перспективы, су­ губо «нравоописательным» («Универмаг» И. Штемлера и некоторые другие произве­ дения последнего времени). Вообще не стоит забывать, что у каждого жанра свои воз­ можности, свое «поле деятельности», и по­ вышенное внимание к одному из них не должно вести, ' как иногда получается, к умалению роли остальных, с ним сопредель­ ных. Не потому ли и читатель, бывает, готов осилить иной нудный, схематичный по мыс­ ли роман, но лишь бегло скользнет по стра­ ницам повести, не лишенной, возможно, не­ достатков, но куда более дельной и само­ бытной? Речь ниже и пойдет, в первую очередь, о таких журнальных произведениях последних двух-трех лет, которые принадлежат к типу социально-аналитической повести и обраще­ ны к мало или совсем не освоенным нашей литературой жизненным явлениям и про­ цессам. Взять хотя бы такую тему, как быт не­ большого города, поселка в более или менее широком временном разрезе. Разве не стои­ ло бы проследить, как изменился образ жиз­ ни человека в этих бывших «городках Оку- ровых»? Недаром сегодняшняя проза вновь вернулась к тому, что не часто становилось предметом писательского внимания, несмот­ ря на отдельные удачи (к примеру, неко­ торые произведения С. Воронина, очерки Е. Дороша и др.). Примечательна в этом отношении повесть А. Кривоносова «Про­ винция». Несложен ее сюжет, не очень значительны события, о которых она рассказывает, но ясно видится облик небольвдого, неуклонно растущего вместе со своими жителями го­ рода. Города, интересного не только своим прошлым, но и настоящим, которое тоже насыщено по-своему примечательными собы­ тиями— от постройки мебельной фабрики, где работает большинство населения, до благоустройства главной улицы, слишком долго сохранявшей в своем облике память, о вкусах местного купца. Но и это лишь на­ чало, залог будущих, еще больших перемен, как считает один из здешних старожилов. Карп Иванович Зародный. Судьба городка и показана через судьбу этого рядового, никакими особыми достоин­ ствами не отмеченного человека. Возможно, на его месте лучше выглядел бы кто-то дру­ гой, более грамотный и удачливый. Но вы­ бор пал на него: думается, именно обыкно­ венность его биографии и привлекла внима­ ние автора, не желавшего поступиться пол­ нотой художественной правды. Немаловажны, конечно, внешние, житей­ ские обстоятельства, только по ним о чело­ веке можно составить лишь самое общее представление. Зародный, казалось бы, та­ кой, как все, из средних средний, но у него репутация чудака. А почему? Да потому, что до всего ему есть дело, каждой новостройке местного значения, будь то йагазин или ап­ тека, рад как ребенок. Зато в том, что ка­ сается личных его интересов, он, прямо ска­ жем, не на высоте. Там не успел, тут его обошли. Даже о топливе, которым его, как ветерана войны, должны обеспечить без вся­ ких нросьб и напоминаний, предпочитает за­ ботиться сам на удивление и близким, и по­ сторонним. «Карп Иванович был патриотом своего города, но сам об этом не догадывал­ ся и наверняка бы даже оскорбился, если бы услышал от кого-нибудь. Зато к нему всерьез и надолго, на вею сознательную жизнь, прочно, как смола, прилипло прозви­ ще Провинция. Теперь уж, как ни ройся в памяти, не восстановить, кто первый обозвал его этим словом, и от многолетнего употреб­ ления оно скаталось, стерлось, выжило из себя первоначальный обидный смысл. Он так привык к своему прозвищу, что порой от­ кликался на него». Обыкновенность не есть синоним зауряд­ ности. При всей неказистости Зародного и комической нелепости положений, из кото­ рых ему порой приходится выпутываться, он внушает уважение. Это характер своеобраз­ ный, крепкий своей трудовой закваской, в его голосе слышен голос народной жизни, в равной мере отвергающей как небрежение прошлым, так и бездуховность современного потребительства. Для повествования подобного типа чуже­ родной была бы энергичная, занимательная фабула, и автор отказывается от нее, да­ вая права, причем самые широкие, диалогу, бытовой зарисовке, комизму ситуации. При этом он не копирует хорошо известные об­ разцы, а ищет собственный тон, собственные краски. Герой повести не просто преодолевает ка­ кие-то личные неурядицы — он защищает свою выстраданную точку зрения. Меру своего нравственного опыта пытается при­ менить к тому в окружающей его буднич­ ной текучке, что может обернуться отсут­ ствием взаимопонимания между людьми или формальным отношением к человеку. По­ этому «Провинция», строго говоря — не бы­ товая повесть, не «очерк нравов», хотя по­ рой грешит избытком описательности, стра­ дает длиннотами. И эти издержки приводят к тому, что очертания конфликта просту­ пают с некоторым опозданием. Если приглядеться, однако, то и жизнен