Сибирские огни, 1985, № 5
ягым главным смыслом было доползти до речки, напиться, переплыть ее и догнать свою роту. Но речки не было. Речка исчезла. Вместо нее было болото — темное, грязное. Не поднимая головы, Алексей гребся через него и пил скрипев- Шую на зубах воду. Он двигался через ямы с водой, через грязь, через что-то еще, не различая — что, мягкое и скользкое. «Ранен»,— впервые ясно осознал он и подумал, что после падения проспал, наверное, куда больше, чем показалось. Болела голова. Мину тами боль смешивала серое небо с зеленым лесом, кружила метелью звезд. А может, это были трассирующие Пули... Рассветало, и чем шире мог видеть Алексеи вокруг себя, тем стано вилось тревожнее, возник страх одиночества. Все пространство от речки, превращенной множеством взрывов в болото, до опушки леса — метров триста — было улонсено трупами. Он пополз вперед, к блиндажам, и вскоре наткнулся на тело полкового комиссара и своего старшины. Спустя некоторое время, там, куда он полз, часто задолбили мины. Но Алексей продолжал продвигаться туда и, наверно, дополз бы, если бы не потерял сознание. Ему показалось, что он опомнился оттого, что увидел немца! Сов сем рядом увидел, в полутора метрах. Будто высвеченная солнцелѣ ) сверкнула свастика на ремне, косая ленточка на отвороте кителя, знак того, что гитлеровец провел зиму на русском фронте. Немец сидел, привалившись к обложенному пластами дерна низень кому срубу дота. Руки устало брошены, автомат — на земле, глаза дре мотно полузакрыты. Это был длинноногий, белый, мордатый, раскормленный фашист. «Мертвый»,— попытался себя успокоить Алексей. Однако чутье опытного бойца тут же отвергло успокоительную догадку. Немец, был живой. Минуту, а может быть, час, их взгляды были сцеплены в безмолвном поединке. Потом немец опустил руку, уронил голову. Алексей понял, что враг его ранен и, должно быть, тяжело. Испугало Алексея не столь ко отсутствие винтовки, сколько собственная слабость. Он привык чув ствовать свою силу, и это помогало ему раньше не бояться встреч с врагом. А фашист, открыв глаза, начал медленно тянуть руку к автомату. Распластавшись на земле, Алексей выбросил руку, рванул к себе автомат и с тем же, невесть откуда взявшимся, проворством отпрянул от врага. Палец сам нажал спуск. Автомат молчал. Короткой очередью простучало в мозгу: «Не заряжен? Теперь конец...» Этой последней вспышки силы у Алексея хватило на минуту. Мину ту, длиной в час. Он видел тянущиеся к нему руки фашиста, пятился от них. Ладони гитлеровца делались все больше. Делая последнее уси лие отползти, он покатился куда-то вниз по мягкой, как пу.х, земле. Скользил и радовался, что уходит прочь... Память уверенно вела Боравлева, н он, доверившись ей, не сомне вался, что идёт именно той дорогой, которой прошел один-единственный ^раз темной июньской ночью сорок второго. Вскоре лес кончился, й он вышел на поляну. Та самая! Вон и Глу- шица впереди. Такой он увидел ее тогда, на рассвете. Только теперь не было на ней множества распростертых человеческих тел. Боравлев осмотрелся. Бугры, ямы, огромные воронки — будто зем ля здесь кипела. Кипела, как каша в котле, да вдруг внезапно схвати лась, застыла. Он присел на ближайший пенек, не переставая рассматривать ого ленную, коричневато-серую, с глинистыми проплешинами, неровную зем лю, на которой кое-где росла трава. Боравлев думал, что эта земля, лес — свидетели его пребывания здесь, и только у них он может найти подтверждение, что шел на про рыв вместе со всеми...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2