Сибирские огни, 1985, № 5
раждении и ужами устремились к окопам. Смотрим, оо брустЙеру разгуливает немец кий часовой и насвистывает какую-то ме лодию. В мгновение я подскочил к нему и А сцапал его за вортник шинели, чтобы дер- І ^ у т ь с силой на себя. Но немец ■оказался не слабак. Он с такой силой сначала крут нулся, что у меня в руках остался воротник от его шинели, а потом заорал белугой и камнем цсОіетел в траншею. "Того немца мы тогда все же привели, но и своих оставили на нейтралке немало... И второй раз — в день ранения. Было у меня' предчувствие... — А вот я, например,— перебил меня старший лейтегіант Федоров,— ни в какие приметы в жизни не верю. И ранило меня безо всяких предчувствий. Ранило и все. Мне кажется, всякие там приметы пред чувствия это мозговая блажь. Но Федорову возразил летчик-истреби тель капитан Кириченко: — Знаешь что, Федоров, а летчики без примет не воюют. — Правильно толкует К^ириченко,— под- л д е р ж а л друга, тоже летчцк^истребитель, ' лейтенант Власов. Потом от примет разговор как-то сам по себе перешел на тему солдатской беспеч ности. Рассуждали: «Сколько гибнет и ка лечится людей из-за того, что иной солдат поленится выкопать для себя окоп поглуб же, другой не хочет надеть каску на голо ву, считая, что она лишняя обуза, третий не замаскируется как следует- и торчит на глазах у противника, как мишень. . А итог один — смерть или ранение». Вот так и тянулись длинные зимние ве чера за рассказами, за спорами, за шутками и прибаутками. Часто случалось, что в палате были и невеселые дни. Это было тогда, когда кто- либо выписывался из госпиталя полным инвалидом с неизвестностью перед завтраш ним днем или когда кто-то, вылечившись, отправлялся в действующую армию. К аж дый из нас невольно думал в такую мину ту: «Останется ли. он жив?..» Месяцами пролежав в палате, люди сжи ваются и свыкаются друг С другом. Палата нивелирует всех. Здесь не идут в зачет ни чины, ни заслуги. Тут людей цементирует одинаковая участь и одна цель — выжить и победить. Прощаясь, целовались, как род ные, плакали, не стесняясь слез. Было это в палате давней традицией, завменной мужественными предшественниками. И кончится эта традиций тогда, когда выпи шутся последние раненые. Но самым большим горем ^ л я нас было то, когда в палате были утраты. Они прав да были редки, так как в госпиталь посту пали те, жому требовалось длительное лече ние, а те, кому надо было умереть, умирали • там, ближе к фронту. тем не менее ■утраты были. Ровно в 10 утра в палату приходит,наш лечащий врач — Ольга Кирилловна. Она по- ь долгу беседует с каждым больным. Всех ''прослуш и вает и простукивает^ всем задает вопросы: ^ ’ , — Какой сон? Как с аппетитом? Обход по обыкновению начинался с на шей палаты, так как она была первой от ординаторской. Ольга Кирилловна часто подбадривала своих пациентов: ' — Вы молодец, Беспалов! ■ — У вас, Серженко, крепкая воля! — Вашему трепению, Неупокоев, можно завидовать! Особенно подолгу хирург задерживается у кровати лейтенанта Волошина. Волошин в палате лежит год. Жизнь его чуть-чуть теплилась. Медленно, но неуловимо он уга сал: с каждым днем худел, мало "с кем говорил. Впечатление было такое, что это уже не человек, а призрак. Тихо уходил из - жизни лейтенант Волошин. Как ни стар а-’ лась Ольга Кирилловна спасти его, но, по- видимому, это было не в ее силах... Утро обычно начиналось у нас с лечебной гимнастики, затем туалет, завтрак. 0(?ход врача, перевязкьь, процедуры. И катились дни один за другим одинаковые, как бил лиардные шары. Праздника.ми были само вольные вылазки в город. Но комплект обмундирования был один, да и то не каж дому подходил. Правда, мне повезло: я стал доставать обмундирование для себя и товарищей через начхоза госпиталя. У нач- хоза на фронте погиб сын. По его словам, я был похож на него, как две капли воды. Скоро знакомство наше переросло в друж бу. Полюбил меня начхоз, как сына родно го. Всегда искал случая встретиться со мной. А когда встретит — давал волю сле зам — душу отводил. Крепко любил он своего' сына — Серегу, отнятого проклятой войной. Я жалел этого несчастного отца, потерявшего на войне любимого сына. Од нажды я сфотографировался. Фотографии получились отличные. Одну из них я пода рил начхозу. Он был безмерно рад такому подарку. — Жене не покажу, у нес плохо с серд цем,— сказал он мне. И еще добавил:— Знаешь, Степа, она ничего не знает, что я нашел второго Серегу. Уходили мы в самоволку тайной «тро пой»: через столовую, кухню и госпиталь ную ограду. Впереди шла разведка,'за ней «дезертиры», замыкал это шествие тыло вой дозор. Шеф-повар делал вид, что не замечает, только в усы улыбался, а девчон ки-повара хохотали во весь голос и озорно вслед кричали: — Вот заложим вас, и дадут вам по три наряда, картошку чистить на кухне. Само собой разумеется, у каждого, кто ходил в город, была там своя избранница. Я не был исключением. А старший лейте нант Федоров частенько уходил и на ночь. Сделает на своей койке из свободных по душек куклу, укроет ее одеялом. Издали кажется — под одеялом человек. Полюбу ется Федоров на свое творение со стороны и, найдя его удовлетворительным, скажет нам: — Не давайте будить, что-нибудь ^со врите. Из офицеров мало кто курил по-настоя- щему. Курили те, у кого легкие были здо ровые, но таких было немного. Мы получа ли, согласно норме наркомата, по пачке папирос на день. Папиросы были импорт. ные„ американские с длинным золоченым мундштуком, в изящной коробке. За месяц в тумбочке накапливалось по целой полке курева. В конце месяца мы обменивали на рынке папиросы на продукты.’ В день реа лизации курева мы вскладчину устраивали торжественный ужин. Набирали , колбасы, сливочного масла, печенЪя, конфет, Пригла
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2