Сибирские огни, 1985, № 5

личественно и торжественно развернуться, взойти как могучий рассвет над горами, а могла протянуться вяло, обыденно. Это зависело не только от настроения Кайчи, от меры ее вдохновения, это зависело и от слушателей, от всей обстановки. Она знала и могла назвать более тысячи имен реальных, когда-то живших героев Алтайской земли, защитников родины от бесчисленных врагов, она,знала, из какого они рода, где жили, кто их родители и ка­ кие деяния совершили герои. В четкой последовательности помнила Кайчи названия всех долин,' перевалов, переправ, ущелий, больших и малых рек — основных путей по Алтаю. Это было невероятным, если вспомнить, что у нас даже маленький ложок или пригорок с юрту имеет свое имя. Такое знание было бы удивительным Даже тогда, когда человек приобрел бы его путешествуя, проехав Алтай вдоль и поперек, или же прочитал обо всем и выучил все по книгам. Что же говорить о Кайчи — она собрала все сама, слушая людей и навсегда запоминая... — Пятнадцати лет я ослепла от оспы, но не забыла свет солнца и луны, лица людей, облик животных и птиц, вид растений,— говорила она, оглаживая короткие, белые, как у зимнего зайца, волосы.— Знаю, что лес и трава — зеленые, небо и вода — синие, ночь — черным-черна, как горе, а радость — светла и радужна... Помню, лошадь у меня была желто-пегая, и летела я на ней по полю с ветром наперегонки... Я сейчас понимаю, Кайчи ^была для нас, мальчишек военной поры,— л и т е р а т у р о й , м у з ы к о й , т е а т р о м . Она не просто воспроизво­ дила традиционные тексты сказаний, она их личностно творила, мы всегда были свидетелями и соучастниками таинственного и великого акта творчества. И одной из составляющих этот акт, живой средой, чут­ ко отзывающейся на каждое слово, интонацию, жест сказительницы, было наше воображение — разбуженнре и возбужденное. Кайчи с каж­ дым вновь прозвучавшим словом все полнее входила в мир высоких деяний, в мир могучих и чистых чувств, в мир богатырей, и мы. не от­ ставая, следовали за нею. И не нужен был дворец-театр, сцена, залитая огнями, прихотливые декорации, не нужна была искусно подобранная музыка, нарядные костюмы актеров. В убогом аиле т е а т р весь состоял из Кайчи, ее звучащего слова и нашего разгоряченного воображения. Вот мы сидим — очарованные, полностью перенесенные в мир героического эпоса, и в нас вырастают все новые и новые картины мирной жизни и сражений, в нас рождается любовь и ненависть, это мы бредем пыльной дорогой поражений, это мы летим над горами родины на крыльях долгожданной победы!.. Сараюшку дожгли еще в прошлую зиму, и теперь в особо морозные ночи старушка Чынар впускает корову в аил. Мы не замечаем этого, не слышим, как шлепает корова свою «лепешку», не видим, как вскакивает мать Кайчи и торопливо замазывает одну из многочислен­ ных дыр в стенке аила. Мы ничего не замечаем, мы уже не артисты в т е а т р е Кайчи, мы — сами герои ее поэм. Это именно я— старый ба ­ тыр Алтай-Буучай.^это меня и мой род хотят покорить братья-волки Аранай и Шыранай, и это мне жена-изменница предательски бросает под ноги скользкий коровий послед, чтобы я упал перед врагами... Это я — один из сирот Ак-Каана скитаюсь по горам и долинам в поисках глотка молока, униженный, обездоленный... Это меня — молодого батыра Кезюйке обманом бросили в яму, и это я оттуда,, с глубины в девяносто девять саженей пою-взываю к проле­ тающим лебедям, чтобы они донесли мои слова ненаглядной красавице Байан-Слу... Сказание окончилось.