Сибирские огни, 1985, № 5
ных. стрел, и всегда хотя бы одна стрела поражала что-нибудь живое. И вот враг Тукей натянул свой лук до последнего седьмого крючка и нажал на спуск. В сто разных сторон со свистом улетели сто отдав ленных стрел! Ескус-уул в это время лежал на спине, протирая сонные глаза, и смертельная отравленная стрела ударила его в живот. — Говорил я тебе, сестра,— сказал он, вытащил стрелу, превозмо гая боль, сошел по склону и увидел внизу на перевале Тукея с воинами. Но не взять врага — весь он в толстых кольчугах. Свистнул тогда Ескус-уул. Злобный недруг повернулся к нему, ворот его кольчуги на мгновение раскрылся, шея обнажилась на два пальца, и успел Ескус-уул пустить во врага крылатую свою стрелу вонзилась она с хрустом в шею врага. Ескус-уул из последних сил добрел до сестры, поднял ее на руки, сказал: «Лучше умрешь с братом, чем достанешься врагам». И бро сился с нею со скалы... Тукей до заката кричал, мучился, проклинал себя, что пришел на Алтай, что сразу не ушел с Алтая. Для него отняли у пленниц двух младенцев, зарезали и приложили к его ране. Но и это не помогло. Истек степной волк кровью и к ночи умер... Стремянной Хара-Бюре отыскал тела брата и сестры, подивился их храбрости и решительности, и приглянулись ему косички Ескус- уула — сверкали они, точно песком золотым усыпанные. Хара-Бюре отрезал косички и сунул себе за пазуху... Наконец полсотни воинов — все что осталось от войска Тукея, до брались до белого шатра великого Богдо-Гегена. И Хара-Бюре, чтобы оправдаться и похвалиться, показал ему косы Ескус-уула. — Так вот почему не удался* ваш поход,— произнес Богдо-Геген.— Вы убили батыра, которому Вечное Небо предопределило стать пове лителем земли. Теперь отрежем вам головы, чтобы никто не знал и не помнил такого позора...» Вот какая она была — старушка Чынар, матушка нашей Кайчи. А сколько она знала загадок! Как изводила нас загадками! И после мы вместе с нею так хохотали, что кора едва не слетала с аила... • « к В то лето, когда я был одним слушателем у Кайчи, она мне сказа ла: — Возле кузницы пилили дрова. Тетушка говорит — там березо вый комель остался. Пойдем, своди меня туда. И мы пошли. Я нес пилу, Кайчи держалась за мое плечо. ’ Кузница стояла недалеко, за поскотиной. И мы сразу увидели крученый комель... С ранней весны наши матери тут распиливали березовые бревна. Это моя мать возила их сюда всю зиму. Распиливали березы для газо генераторных тракторов. Казалось, люди не работают, а играют, как дети — чуркгі отпиливают коротенькие, с вершок и раскалывают их па маленькие, игрушечные полешки. Но я-то знал, какая это трудная работа — мать всегда возвращалась от кузницы затемно и все держ а лась за спину, не в силах выпрямиться... Мы с Кайчи распилили комель, взяли под мышки по чурке и по шли домой. Радовались — дров теперь хватит дня на три и достались они так легко! У поскотины нас нагнал всадник. Был он чернолиц, густобров. На выгоревшей гимнастерке поблескивали медали. — Кайчи, постой! — сказал он негромко и взмахнул рукой. — А-а, это вы, дядя! — обрадовалась Кайчи.— Слышала, что вер нулись вы живым-невредимым. Какая это радость для вашей семьи, для всех нас. Приходите в мой аил. К вам мне не добраться... — Зайду... выберу время... потом... М-м-м, слушай, Кайчи, ты боль
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2