Сибирские огни, 1985, № 5

ние дальше: — Передние стада ели траву, задние стада — глодали ко­ ренья. Люди, идущие впереди, валил-и сухостой и разводили огонь, люди, идущие позади, пни выкапывали и кое-как согревались. А на родине их, там, где пасся скот,— бурьян вырос, там, где люди жили,— осинник встал... Кайчи рассказывала, обратив свое лицо поверх наших голов в сто­ рону Тийина.^И что тут странного— всякий сказитель ищет ученика, старается найти себе замену, воспитать последователя. Смотрит — кто посмышленее, кто живее воспринимает, ярче представляет, лучше запоминает^деяния богатырей. А что, если из нашего Тийина выйдет великий кайчи-сказитель, которого узнает и будет уважать весь Алтай! Кайчи относилась к нему с особым вниманием, ведь иной и слу­ шает, раскрыв рот от восторга, а стоит спросить — двух строчек не помнит, и потом, если бы сказители таили свои мудрые и прекрасные слова, то как бы сказания их дошли до нынешних времен, не позабы­ лись бы, остались живыми? Видно, и меня тоже как-то выделяла Кайчи. Иначе зачем мне од­ ному она рассказывала такие большие, во многие тысячи строк, много­ трудные поэмы, тратила столько души и сердца! Сказитель — это судьба. Потому и говорят: если начал сказание, і обязательно надо закон­ чить, досказать. Иначе оно не даст тебе покоя, а батыры, живущие в нем, будут приходить по ночам, грозить, лишать сна, а могут и ли­ шить жизни... . В иные дни Кайчи мне просто пела песни. Я досадовал, я ждал слов о героическом, сказочном мире, а тут обыкновенные песни, какие может петь всякий. Но после, вслушавшись, почувствовав красоту мелодии и слов, я сидел завороженный, надолго замерев от удивления. Пусть от шубы моей овчинной Лоскут останется на Алтае, Пусть от песни моей негромкой Отзвук останется на Алтае. Пусть от шубы моей козлиной Клочок останется на Алтае, Пусть от думы моей заветной Словечко останется на Алтае. Голос у Кайчи был незвонкий, ненапевный, простой. Но пела она своим простым голосом свободно, ровно, точно шумел ветер — легко и просторно, точно рокотала речка по камешкам — безостановочно, беспрерывно. И пела она не для кого-то, чтобы кто-то послушал, насла­ дился, похвалил ее. Она пела для себя. ПОла свою душу, свои радости, свое горе, а может быть, и свою любовь, ведь была она тогда молодою. Износилась у меня шуба, Застыла я под синим небом. Покинул меня любимый. Чем теперь я согрею сердце... И была в ее голосе непостижимая нотка, она влекла, она захва­ тывала всего человека. Слушаешь и сидишь перед нею, боясь шелох­ нуться, спугнуть, потревожить в душе какую-то завороженность. Не было на Алтае такой песни, которую бы не знала Кайчи. Но больше всего она пела о наших отцах, братьях, земляках, ушедших на фронт, в огонь, под пули. Я слушал ее, и сердце мое холодело. Почему это кобылка моя, Быстроногая кобылка моя Захромала и понурилась?