Сибирские огни, 1985, № 5

землю моей матерью, такой же ласковой, каі^ она, такой же заботливой, как она. И я впервые чувствую себя человеком, чувствую, что вырасту на этой земле богатырем... Где оно теперь, то травяное, восторженное детство? Где мои бессмертные богатыри, в жизнь которых я верил, как в собственную жизнь?.. Теперь на той окраине моего села не увидишь разлива цветов, там и трава толком не вырастает — на­ чисто вытаптывает и сгрызает ее многочисленный .скот, и обширное болото почти высохло — леса все редеют и редеют, и не могут уже ко­ пить и удерживать снег. И не ходят стадами в глубине болота гордые журавли, которые кликом своим будили нас в детские годы. Да что журавли, там теперь и крякву редко услышишь... Но живы, живы мои богатыри! Я верю им, они — во мне! Они были всегда, они сражаются сегодня, они никогда не исчезнут!.. И я никогда не забуду, как бежал по цветушему звездному полю, как впереди меня летела моя огромная тень, как я впервые почувствовал землю эту матерью своею, почувство­ вал себя растущим богатырем.„ Помню один год, когда я слушал сказания Кайчи и весною, и даже летом. Видно, был тогда совсем еще маленьким — капканы ставить на сусликов не хватало сноровки, а выливать их из нор — силенок. И был я в той золотой детской поре, когда жизнь наполнена играми, мечтами, воображаемыми делами, а время обыденных забот еще не подошло. Кайчи нисколько не смущало, что я такой маленький, она изо дня в день рассказывала мне, малышу, свои длйнные, сложные, многотруд­ ные сказания. Садилась она обычно на солнышке у раскрытых дверей аила. Мать ее дома бывала редко. Может быть, старушка уходила на какие-то посильные для нее работы, может быть, ходила по гостям и просиживала там, как ведется, за долгими разговорами с такими же старушками. Мы с Кайчи утром отпиливали две чурочки, потом я приносил из речки воды, ходил два раза и нес по полведерка, да еще к вечеру при­ гонял к аилу двух ее телят. И Кайчи рассказывала, рассказывала, видимо радуясь, что у нее есть — пусть один, пусть маленький, но зато такой восторженный и д о ­ верчивый слушатель: рассказывая, она, конечно же, испытывала удо­ вольствие, как певец от самой песни, как плясун от самой пляски. А может быть, она рассказывала сказания просто для себя, чтобы не забыть деталей, чтобы не утратить мастерства. Однако были у нее и слушатели-любимцы, тот же Тийин. Бывало, все мы уже в сборе и давно готовы ее слушать, но она не начинает, ждет Тийина. А он мало ли из-за чего может задержаться: колоски ишет как суслик, или матери-старушке помогает вязать снопы, чТобы она дала норму и выдали ей нормальный паёк... Кто-нибудь не выдерживал и бежал к Тийину домой — вдр.уг он вернулся и сидит там просто так. Но где там! Наконец Тийин прибегал сам— запыхавшийся, с виноватыми глазами. Если бы он родился собакой, то вилял бы хвостом без останов­ ки. Прибегал, садился позади всех, ему бы к огню, но там уже нет места, прикрывал Тийин нахолодавшие, покрытые коростами ноги полами своей драной шубейки и тихо говорил: «Собрал маленько ко­ лосков и ждал темноты, чтобы объездчик не заметил...» — Ничего-о,— махнет рукою Кайчи.— Сперва пообедай, а потом беседуй... Так на чем мы вчера кончили, Тийин? — Скот наш белый, переполнивший долины, погнал враг, погоняя плетью. Народ наш, неумещающийся на Алтае, повел захватчик, уда ­ ряя мечом. Аилы наши сгорели. Очаги — разрушились. Пепел развеял­ ся по ветру,— выпалит одним-духо.м, как заученный урок, Тийин. — Умница ты у меня, Тийин! — обрадуется Кайчи и поведет сказа