Сибирские огни, 1985, № 5

снл наваливая их в сани. Тяжко ей было, а Меня с собой не брала — буду лишним грузом для лошади. Мне же так хотелось поехать за дровамиі Я бы сразу стал взрослым. «Дрова привозит, значит — мужик»,— сказали бы соседи... Я помогаю матери свалить сутунки из саней и втащить в сенки кашей избенки, потом веду лошадь в колхозную конюшню. Теперь *мы будем каждый день отрезать по чурочке длиной в три маминых вершка, и колоть их будет мама. Колоть надо умело, чтобы получались поленья средней толщины, они горят долго в нашей печурке и отдают много теп­ ла. Если колоть буду я, то поленья получатся тонкие, разные, отлетит много щепок. Такие дрова сгорят как бумага — ни тепла от них толком, ни жара — воды в котле не вскипятить. И вот в те жестокие годы, я думаю, труднее всех приходилось семье Кайчи. Сама она в пятнадцать лет ослепла от оспы, а мать ее, старуш­ ка Чинар, по старости и немочности не могла работать в колхозе. На фронте или в трудармии был отец Кайчи — я теперь уже не помню. Жили в селе дядья и тетки по отцу, но они сами тянули из последних сил, придавленные годами, болезнями, обремененные маленькими внуками. Добыть топливо в таких условиях очень тяжело. Лишнее дерево сельчане давно сожгли, ни изгородей, ни пригонов, ни бань. Работников осталось мало, да и какие работники! А работы не уменьшилось в кол­ хозе. Порою не оставалось времени сена для своей коровы поставить, огород посадить, что уж тут говорить о дровах! Иначе уже обпилили углы у своих избушек, {5убленных внахлыст, выщепили, обрубили брев­ нышки срубов. Без крова, без корма собачьей рысью бегали коровы по селу, как-то удавалось им перемаять зиму. Были они местной породы, а еще выручало коров большое болото, протянувшееся рядом с деревней: летом пастись там не пускала трясина, и пастбище оставалось на зиму. Весною бессильные, оголодавшие буренки увязали в болоте, их вы­ таскивали чуть ли не всей деревней, спасали, но после этого у бедняг могло пропасть молоко,' мог родиться недоношенный теленок. Я помню, почти каждая корова простуженно хрипела и тяжело кашляла.. И вот мы, мальчишки, крадемся к аилу старика Дьорпона. Сердце стучит как у воробья, не дай бог попадешься — мало того, что отхлещут, так еще и позор на всю деревню!.. У нас железная очередь: сегодня добывает дрова Тийин, завтра Диман, послезавтра — я... И никуда не денешься — в иной вечер крадешься... к своему аилу. Тийин однажды снимал базыру со своего аила, ненароком прова­ лился скврзь трухлявую кору и угодил башмаком в котел, полный мо­ лока. Наутро мать по отмякшему башмаку узнала вчерашнего пакост­ ника и секла Тийина, пока рука не устала. Но Тийину это делр при­ вычное. Заживет на нем все как на собаке, а душа у него живучая, как кошка. «Только вот молоко жалко, эх, так жалко...— долго сокрушался он, глотая слюнки.— Но ничего. Зато дослушали до самого конца про батыра Алтай-Буучая!» Еще, на самый крайний случай, дров можно было раздобыть в яме, где жгли для колхозной кузницы древесный уголь. Жутко было спускаться в глубокую, темную, жаркую и угарную яму, но там иногда оставались кедогоревшие поленья, головешки. И не столько страшила нас эта яма, сколько старик Юстук, он в любую минуту мог выскочить из своей избушки — громогласный, черный, бородатый. Юстук и прутья­ ми нас охаживал, и на ночь закрывал в душной яме, и обещали мы ему не раз, что сегодняшнее не повторится, а назавтра снова лезли в яму, дождавшись, когда уснет черный старик.ь Кайчи была его племянницей, Юстук знал, куда мы таскаем голо­ вешки, и сек нас прутом несильно, только для острастки, и не доносил начальству о наших «набегах». Как-то мы стащили его большую дере­ вянную колотушку, которой он бил по обуху топора, когда попадался крученый комель или суковатая чурка. Кайчи ' ощупала’ колотушку,