Сибирские огни, 1985, № 5

пришло оттуда несколько треугольничков без марок, незакленных, писанных наскоро на тетрадном листике в клеточку, с подмосковной станции, или проездом через Москву, или в лесу в час запаленной пере­ дышки. Эти треугольнички читали, носили из казармы в казарму. Погиб инструктор, веселый, шальной; кое о ком ходили слухи, что из­ нывают от скуки (где-то выдерживали или самолетов недоставало?). От пола из-под тряпки поднимался парок — из приоткрытой двери струился морозец. О гибели думалось беспокойно, но Петр давил в себе щенячью тревогу. Происходящее здесь казалось тоже зыбким, странным, а вся д о ­ военная стабильная жизнь — необязательной. Зачем был в ней Никвик- стемп — Николай Викторович Стемпковский, директор их эксперимен­ тальной школы, где всех классов имелось по одному, любимец старше­ классников, этакий двадцатидевятилетний Маяковский? Вызовет в кабинет, пропесочит да мячом в лоб: «Ну, пошли играть в волейбол». Сам играл за сборную Новосибирска. Девчонки поголовно влюблялись в него. И Зиночка Свешникова. Конечно, и Зиночка. А Топоров на экза­ мены приходил в комбинезоне и в шлеме с очками — естественно, из аэроклуба, где вот-вот должен был получить свидетельство. А недавно Зиночка написаЛа, что письма его напоминают тот самый комбинезон и шлем на.экзаменах. Увидала бы она его теперь... Заверещал телефон на тумбочке дневального у входных дверей. Петька бросил швабру. — Дневальный по первой эскадрилье курсант Топоров слушает! Говорил дежурный по гарнизону незнакомый старший лейтенант: — Курсант Топоров! Через десять минут жду вас у входа в ДК. Дневальство передайте другому курсанту. Так... Петр надевал гимнастерку, наскоро чистился и перебирал в мыслях, что и где мог нарушить или, наоборот, где и что заслужить? Д К был все же далековато. На ходу застегиваясь, он бежал под луной по разметенным белоснежным дорожкам между слюдяно от­ свечивающими сугробами. Влетел в ДК , доложил, что явился. Усмешечка, мелькнувшая под усами дежурного лейтенанта, не понравилась: — Идемте со мной! Его тотчас охватила чужая, недоступная ему атмосфера празднич­ ности, и весь он подобрался, чтобы не впустить ее в себя, не поддаться ей, пока шагал по лестнице, пересекал фойе, шел за командиром по проходу вдоль стены в темном, полном людского дыхания зале, где на сцене окающий голос читал знакомый монолог — Сатина, что ли, Петр не мог вспомнить. Ступеньки, кулисы, кромешная темнота, раскатившееся над ухом оканье и — светлая, в электричестве и зеркалах маленькая актерская за сценой, мужчины и женщины в штатском — актеры?! Дежурный вскинул руку к виску: — Прибыл... ваш сын. Мама!.. В углу рядом с трельяжем, какой стоял у них дома на ко­ моде, сидела его мать, гладко причесанная, похудевшая, как-то странно опавшая, в выходном своем шерстяном зеленом платье, с пуховой шалью на колких плечиках. Петра обдало нежностью, он шагнул и на­ гнулся, подхватив привставшую мать, и, пока она целовала его, замер­ шим сердцем чуял в ладонях ее худенькие лопатки, ее милый родной запах. — Ты как сюда, мама? — он уже понял, что его и позвали, чтобы увидеться с ней, и уже не искал командира эскадрильи, и тут, в окру­ жении чужих людей в гражданском, женщин и мужчин, гудевших, щебетавших, жужжавших, он старался только не выдать, как придави­ ло горло, когда опахнуло этим запахом его детства, его матери. Она смотрела блестящими, голубыми, полными слез глазами, но улыбалась тхрабро и держалась с достоинством,— он так счастливо ощутил Iи вспомнил это ее свойство-^ держаться с достоинством.