Сибирские огни, 1985, № 5
очень-то верил во всяких отживших свое философов, однако и не любил, когда счастье начинало, валить ему в руки. Он и не посчитал счастьем направление на родину из училища; к тому же в часть к ним не пускали. Мама приезжала, ее и то не пустили. После того проклятого июня, когда их внезапно построили и ко миссар училища — батальонный комиссар Г у с е в с к а з а л речь про то, что Германию все равно разобьют и что теперь все для фронта, они, вот уже полгода, вооружали учебные самолеты, устанавливали на них моторы посильнее, покачественней и провожали своих инструкторов в бой. Не говорили «на фронт», а говорили — «в бой». До глубокой осени, до снега, жили в палатках на аэродроме, поближе к технике. Снег, как всегда в Сибири, выпал сразу обильный, шпалерами стали вдоль улицы сугробы. Курсантов перевели в деревянные одно этажные казармы и все реже водили на работу — собирать было не чего; так, из различного старья, готовили к весне учебную технику, для тренировочных полетов. Курсантские обеды и завтраки с каждой неделей тощали все более, а Петр Топоров все более вытягивался. Да и другие стопроцентные ребята выглядели не лучше. Впрочем, снег убирать или казарму драить сил хватало, наряды выпадали едва ли не каждый день, в них шли просто по очереди. Занимались, конечно, теорией полетов и материаль ной частью, тактику боя ввели, строевую и боевую подготовку в боль ших объемах. В начале декабря под Москвой что-то произошло. Сначала сообщи ли, что отбили у гадов деревушку. И, видно, крепко на том стали. Нет-нет, да и двинут в харю — смелей да смелей. Женька Титов, па рень из-под Москвы с какой-то станции Лобня, получил от дедуни Кйли- ны письмо. Петьке нравилось, как большой, мосластый Женька называл деда. Старик писал, что пошел в лес за дровами, а лес у них— березняк, зараставший по весне ландышем, Женька тот ландыш в детстве на продажу в Москву возил. Только дед перешел шоссе, спустился в кювет, а из березняка навстречу — здоровенные, в маскхалатах, и все на лы жах. «Вы кто же будете, родимые?» — спросил Калина. «А мы, дед, сибиряки, прибыли на подмогу». — «И много вас?» — «Тьма тем, нас не своротишь, дед!» — «Тут я и заплакал,— писал Калина.— Ну, будто с тобой повидался». Как раз после того, письма, в воскресенье в поселковом Доме культуры должен был состояться концерт^ новосибирских артистов. Воскресенье было как воскресенье. Черно-синее утро, подъем в семь ноль-ноль, полчаса зарядка, легкий, куда как легкий, завтрак, и сво бодное томительное время до обеда. Очередной наряд должен был помочь скоротать время до отбоя, Петр со вкусом прикидывал, из какого угла начинать мыть казарму. Время подходящее, народу мало. Отвалявшись час после обеда на койках, курсанты начали ■испа ряться: кто в библиотеку, кто в другую эскадрилью, казарму, а кто, возможно, и билет на концерт промыслить. С некоторых пор. Петру не то чтобы все безразлично стало, а словно дымкой пошло затягиваться. Сводки страшные, а они теорию долбят, ржут бесперечь. А завтра, может, в бой. Он жил в ка^сом-то новом измерении, видя жизнь как бы со стороны, чувствуя в себе острое, по-новому строгое, взрослое понимание обстановки, людей, от ношений. Должен был исполнять приказы, наряды, уроки — и он испол нял. Но странно, терял интерес к событиям — все было буднично, мел ко, в сравнении с его прозрением. Костлявый, длинный, в сомнительно белой нижней рубашке, с засученными рукавами, в болтающихся на заду солдатских бриджах, он ^ер шваброй чуть светлый от единственной лампочки проход между койками и думал, что долго еще ничего не кончится, что он успеет на фронт. ..Ребята,, уехавшие-на .фронт, уходили как бы в небытие*ав :мир не- реальный, ТДе кройъ иомер'ть, грохот^ орудий -и фонтаны ь.взрывов^—-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2