Сибирские огни, 1985, № 5

пяти виселиц, на которых были удушены вожди декабризма, а поэтическое его соз­ ревание совпало по времени со злодейским убийством его Учителя. Это не могло не . сказаться на человеческом и поэтическом И облике его, о чем, впрочем, тоже уже упо­ миналось выше. Они оба были гонимы. И не случайно оба, почти в один голос, заявили об одном и том же. Пушкин: На свете счастья нет, но есть покой и воля... Лермонтов: Уж не жду от жизни ничего я, И не жаль мне прошлого ничуть; Я ищу свободы и покояі ' И все же и В этом смысле была между ними немалая разница. Пушкин, конечно', в свое, определенное время мог сказать о себе: В надежде славы и добра Гляжу вперед я без боязни. И даж е о печали своей сказал, что она — с в е т л а . У Лермонтова — заметим в скобках — и у его современников не было таких лет, когда жизнь позволила бы сказать о ней подобные слова. Она диктовала передовым слоям общества, диктовала ему, поэту и гражданину своего времени, другое: и скучно, и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды... Она диктовала ему, гражданину и бойцу, непримиримое и твердое: Да, я не изменюсь и буду тверд душой. Как ты, как ты, мой друг железный... Но твердость и оптимизм — вещи раз­ ные. Жесточайшее время, наступившее пос­ ле удушения декабризма, усугубившееся для Лермонтова годами гонений, которые обрушило на него самодержавие, не остав­ ляло ему света и воздуха, столь необходи­ мых для создания творений, отмеченных оптимизмом. Отсюда и мотивы обреченно­ сти поколения и личной обреченности. Не ► только гонения на жизнь поэта, но и ощу­ щение бесперспективности развития общест­ ва, отсутствие кислорода в воздухе, по выражению Блока,— вот что определяло тональность лирики Лермонтова вообще и последних лет в особенности. Вот откуда — «железный стих, облитый горечью и зло­ стью». Это одним из первых понял Белинский, заявивший в статье о Лермонтове: «Нигде нет пушкинского разгула на пиру жизни, но везде вопросы, которые мрачат душу, леде­ нят сердце... Да, очевидно, что Лермонтов поэт совсем иной эпохи и что его поэзия — совсем новое звено в цепи исторического развития нашего общества». «Он полностью принадлежит нашему по­ колению»,— подтверждает эту мысль Гер- ^ цен. И эти слова не были просто фразой. ^ Они отражали реальное положение вещей, г Поэтому-то он, поэт, и погиб. IV Да, и судьба Лермонтова и творчество его вообще, а лирика в особенности, отме­ чены печатью трагизма и мужества, борьбы и победы духа. Не удивительно, что такой поэт влек к себе нас, солдат Великой Отечественной. • Почему же происходило это? Что притя­ гивало к нему наши души, опаленные ог­ нем войны, опасностей и страданий? Именно к нему, писавшему стихи, говоря языком расхожим, отнюдь не такие уж оптимисти­ ческие. Наверное, то, что центральной идеей всего его творчества является идея свободы лич­ ности. А ведь именно за это и бились мы все четыре года. Ибо о какой же свободе лич­ ности могла бы идти речь, если бы не была сокрушена смертельная угроза, нависшая над свободой и независимостью самой ро­ дины? Нам было близко в поэте в первую оче­ редь именно то, что составляло сердцевину всей его жизни и его поэзии — его борьба и его страдания, как бы сближавшие его судьбу с нашей, его постоянная устремлен­ ность к постижению истины жизни, кото­ рая в конечном счете представляет из себя сплав мужества и верности, человечности и чести, достоинства и гордости в человеке и человечестве. Ради чего, собственно, и би­ лись все годы войны мы, миллионы и мил­ лионы русских и нерусских советских лю­ дей. Я не закончил бы свой рассказ о поэте и его как бы пророческом голосе, прозвенев­ шем, в частности, в тех, уже не раз цитиро­ ванных мною строчках, которые так любил читать лейтенант .Пейкин: Наедине с тобою, брат, Хотел бы я побыть; На свете мало, говорят. Мне остается житьі— если бы не сказал нескольких слов о даль­ нейшей судьбе этих людей, собиравшихся у томика стихов поэта в ржевских болотах ненастной осенью сорок второго. Командир бригады майор Евгений Ивано­ вич Фоминых закончил войну генерал-лей­ тенантом, командиром танкового корпуса, II получил звание Героя Советского Союза за многие ратные подвиги и, в частности, за разгром под Прагой остатков власовской армии и пленение самого генерала-предате- ля и его штаба. Хирург майор Нуруллаев благополучно закончил войну и вернулся в свой родной Ташкент, где, видимо, и сейчас продолжает орудова,ть своим скальпелем. Подполковник Рылеев с войны не вер­ нулся. Он погиб в боях за Кировоград, и останки его покоятся под мраморной пли­ той на кировоградском воинском кладбище. Я был в этом городе несколько лет назад и положил на цветы, которые лежат в его из­ головье, сосновую ветку, привезенную из Сибири. Лейтенант Лейкин той же осенью сорок второго, там же, где я встретил его впер­ вые, под Погорелым Городищем, сгорел во время одной из атак вместе со своим тан­ ком. Василий Демьянович Осипов уже в конце войны был тяжело ранен, и дальнейшая его судьба мне неизвестна. Остается упомянуть об Ане Б., с которой я встретился в декабре сорок первого в прифронтовой Москве и которая осенью сорок второго прислала мне, под Погорелое