Сибирские огни, 1985, № 5

была ни сожжена, ни, тем более, «отдана», а, наоборот, сама гнала врага от ворот своих, стихи эти как бы вовсе не расходи­ лись с той главной правдой, которая всегда выше частной конкретной очевидности; я знал, какая смертельная опасность грозила Москве еще несколько дней назад, знал, как много легло у стен ее моих однополчан и сверстников. В стихах этих главным были для меня не слова о том, что она, Москва, «французу отдана» — я даж е как бы и не замечал этих слов,— а те два слова, которые и выражали состояние моего, состояние нашего духа в то время: «не даром»! Скажи-ка, дядя, ведь н е д а р о м * Москва, спаленная пожаром...— ликуя, повторял я про себя, идя рядом со спутницей своей. И от сознания того, что жертвы, принесенные в недавних боях под Москвой, принесены н е д а р о м , что Москва спасена и что в этом подвйге, пусть и мизерные, но есть и мои усилия,— от всего этого город этот, деливший грозную и гордую участь всех наших прифронтовых городов, освобожденных и еще не освобож­ денных, казался мне еще прекрасней и род­ нее... А день между тем подходил к концу, и нужно было возвращаться: мне — в часть, спутнице моей — домой. Вспышки прожекторных лучей и грохот зениток провожали нас на протяжении по­ следнего отрезка нашего совместного пути по Москве — от Красных ворот до Ярослав­ ского вокзала. Я проводил Аню Б. в Болшево, где она жила с мамой и младшей сестренкой, и на встречной электричке вернулся. Был поздний час, но я долго не мог за ­ снуть. Все виделись мне то переметенные снегом и утыканные противотанковыми еж а­ ми улицы и площади Москвы, то грохот и вспышки зенитной пальбы где-то над Крас­ носельской, то доверчиво склонившаяся в вагоне на мое шинельное плечо голова смо­ рившейся за день моей спутницы... Начальство поездкой моей осталось до­ вольно. В двух объемистых связках, приве­ зенных мною, были Толстой и Гоголь, Тур­ генев и Салтыков-Щедрин, Пушкин и Не­ красов да еще несколько старых выпусков роман-газеты и хрестоматий по литературе. Единственно, чего в них как раз не оказа­ лось, это книг Лермонтова, о которых так настойчиво напоминал мне накануне началь­ ник политотдела. В одной из хрестоматий были, правда, все те же «Белеет парус оди­ нокий...», «Смерть поэта» и «Бородино» да глава из «Героя нашего времени» — на этот раз «Тамаѣь». И — только. — Понимаешь, есть у него один стишок о Москве,— снова, как и вчера, говорил, пе­ релистывая хрестоматию, Василий Демьяно­ вич Осипов, очень жалевший, что среди ли­ тературы, привезенной мною, не оказалось Лермонтова.— Уж очень подходящий это к моменту стишок,— уточнил он.— Там еще есть, как сейчас помню, такая строчка: Мо­ сква тряхнула плечами, и враг полетел вверх тормашками. Очень подходящая строчка... На мое робкое возражение по поводу то­ го, что строка эта, если она и есть, едва ли могла звучать так, как он ее произносит, Василий Демьянович с огорчением посмот­ рел на меня и укоризненно произнес: — Эх, ты... Не знаешь ты Лермонтова... А еще — поэт... Тут он был прав: Лермонтова я,.как уже ' сознался в этом выше, действительно знал плохо. Д а и не только его. Единственно, в чем я был прав, наверное, так только в том, что та немыслимая редакция, в какой прочитал полюбившуюся ему строку поэта Василий Демьянович, действительно едва ли была возможна. Но стихов этих я не знал, а книги Лермонтова не было. И разговор на эту тему исчерпывался, следовательно, сам собою... Между тем время, отпущенное нам на переформировку, промелькнуло довольно быстро. Быстрее, чем, возможно, полагал об этом даж е и комиссар бригады. И вот в один из мартовских деньков, получившая пополнение и на скорую руку залатавшая прорехи, бригада наша по тревоге вышла и передислоцировалась в район Погоре­ лого Городища и Карманова, что п о д Ржевом, где и заняла отведенный ей уча- сток обороны в ожидании лучших дней, ког­ да можно было бы продолжить еще под Москвой начавшееся контрнаступление. Ани Б. я больше не видел. И стал посте­ пенно забывать ее лицо, да и подробности всех тех дней, проведенных в Подмосковье, и часов, проведенных вместе с нею в Моск­ ве, как нечто невозможно далекое и фан­ тастически неправдоподобное, словно суще­ ствовавшее в другом, придуманном кем-то и недосягаемом для нас, фронтовиков, мире. И не мудрено, реальная наша повседнев­ ность, состоявшая из непрерывных оборо­ нительных боев на занимаемых нами рубе­ жах, среди непроходимой хляби, изредка перемежающихся контратаками,, кончавши­ мися, как правило, возвращеньем на исход­ ные рубежи, мало способствовала этому. На редкие письма мои, которые я писал ей в короткие минуты затишья, она не от­ вечала. И, видимо, потому вскоре перестал писатьі и я ей. И вдруг глубокой осенью со­ рок второго я получил от нее бандероль. То был томик М. Ю. Лермонтова — с дву­ мя закладками: одна состояла из узкой по- лоски бумаги, роль другой исполнял вчетве­ ро сложенный батистовый носовой платок, все еще хранивший в своих складках сла­ бый запах то ли дешевых духов, то ли одеколона. Две буквы были вышиты на нем: «А. Б.». Бумажной закладкой были отмечены сти­ хи о Москве. И первые девять строк — Москва, МоскваІ.. Люблю тебя, как сын. Как русский,—сильно, пламенно и нежно! Люблю священный блеск твоих седин И этот Кремль зубчатый, безмятежный. Напрасно думал чуждый властелин С тобой, великим русским великаном, Помериться главою и обманом Тебя низвергнуть. Тщетно поражал Тебя пришлец: ты вздрогнул — он упал!..— ‘ Здесь я далее разрядка моя,— Л. Р. 166 были отчеркнуты голубым карандашом: ви- димо, моя московская спутница запомнила мой рассказ о разговоре с начальником по­ литотдела... • Так вот они, те строчки, которых так до­ искивался Василий Демьянович. — Ну вот видишь,— победно сказал он, когда я поспешил показать ему стихотворе-