Сибирские огни, 1985, № 5

которая стала в советском обществе едва ли не наследственной, родовой чертой, пере­ дающейся от отца к сыну, от сын^ к внуку... Возвращаясь к словам В. Быкова о том, что достоверно писать о войне может только человек, ее непосредственно переживший, хочется все-таки не согласиться с уважае­ мым писателем. Пожалуй, более справедлкв в данном вопросе, более, наверное, близок к истине другой писатель фронтового поколе­ ния — Г. Бакланов, сказавший однажды: «...Писать — это значит обостренно жить во времени, о котором пишешь». «Обостренно жить» в данном случае надо понимать как обостренно чувствовать, ви­ деть, слышать, ощущать, существовать в своих героях, уметь до тонкостей представ­ лять ту обстановку, те конкретные реалии, о которых взялся говорить с помощью ху­ дожественного слова. , Умение «обостренно жить во времени», наверное, и есть та отправная точка, с ко­ торой начинаются художественные поиски современной прозы о Великой Отечествен­ ной войне, независимо от того, литератор какого поколения их осуществляет. В кни­ ге «У войны не женское лицо» молодая бе­ лорусская писательница Светлана Алексе­ евич пишет; «...Но человеческая жизнь не бесконеч­ на, продлить ее может лишь память, ко­ торая одна побеждает время...» Во имя этой немеркнущей памяти (а мо­ тив ее проходит через все произведение) отчасти и написана книга. «...Четыре мучительных года я иду обож­ женными километрами чужой боли и памя­ ти»,— в первых же абзацах скажет С. Алек­ сеевич, и здесь не просто, не только мета­ фора. Книга С. Алексеевич — вещь докумен­ тальная. «Обожженные километры чужой боли и памяти» — это сотни записанных до­ кументальных рассказов-воспоминаний уча­ стников и очевидцев тех страшных событий сорокалетней давности: медиков и связи­ стов, стрелков и саперов, шоферов и рядо­ вых банно-прачечных отрядов, летчиц и подпольщиц, матросов и политработников... Примечательно, что перед нами испове­ дуются, освобождают душу от давящего груза жестокой памяти не всем известные, знаменитые герои Великой Отечественной (наоборот, писательница даже подчеркивает, что «сознательно обходила их имена»), а люди рядовые, вроде бы совсем и не герои­ ческие. С. Алексеевич в ее работе по такому пути ведет сознание того, что не описание военных операций, а подробности человече­ ской жизни на войне волнуют и трогают се­ годня больше всего», что «война повысила значительность каждого факта жизни, каж ­ дой мелочи быта, там быт и бытие сомкну­ лись». Поэтому в книге «У войны не женское лицо» не так уж много «собственно военно­ го», зато полной мерой — «материала чело­ веческого». Нельзя сказать, что произведения, подоб­ ные книге «У войны не женское лицо», когда непосредственные свидетельства оче­ видцев приобретают наряду с документаль­ ной еще и потрясающую эмоциональную си лу,' в современной литературе о войне еще не имёли места. Вспомним хотя бы «Я из огненной деревни» или «Блокадную кни­ гу» А. Адамовича и Д. Гранина. Собственно, благодаря им и во многом из них и вышла книга С. Алексеевич. Но она отличается прежде всего тем, что ее «материал человеческий» — женщины вой­ ны, что «фашизм обвиняет женщина», а это уже само по себе в многоголосый хор про- А изведений литературы о Великой Отечест­ венной войне вносит пронзительную ноту. Что же делает ее столь пронзительной, проникающей в самое наше сердце? Почему восприятие войны женщиной оказывает осо­ бенно сильное эмоциональное и психологи­ ческое воздействие? А по нескольким, по мнению автора книги «У войны не женское лицо», причинам. Во-первых: «Женская память о войне самая «свето­ сильная» по напряжению чувств, по боли. Она эмоциональна, она страстна, насыщена подробностями, а именно в подробностях и обретает свою неподкупную силу доку­ мент». Во-вторых: «Если мужчину война захватывала как действие, то женщина чувствовала и пере­ носила ее иначе в силу своей женской пси- І хологии: бомбежка, смерть, страдания — для нее еще не вся война. Женщина силь­ нее ощущала, опять-таки в силу с^оих пси­ хологических особенностей, перегрузки вой­ ны, физические и моральные, она труднее переносила «мужской» быт войны». А в-третьих, хотя женщина и воевала на­ равне с мужчинами, и вьгаосила самые не­ вероятные страдания с завидной стойкостью и мужеством, она все-таки никак не могла привыкнуть к войне. Женщины, рассказы­ вающие в книге С. Алексеёвич о своей жиз­ ни на войне, единодушно сходятся на том, что «война — не женская работа», не жен­ ская в самом существе своем, в принципе, и привыкнуть, приспособиться к ней женщине, матери, продолжательнице рода и храни­ тельнице семейного очага по природному своему предназначению, нет никакой воз­ можности. «Это не для девчонок...», «женского нам не хватало...». Подобных признаний в книге очень много. Но, читая все новые и новые воспоминания женщин-фронтовичек, прихо­ дишь к выводу о парадоксальном несоот- ветствии между этими признаниями и са­ мим фактом появления на фронтах Великой Отечественной девушек и женщин (а их в рядах Советской Армии и партизанских соединений воевало ни много ни мало — 800 тысяч!). Ведь подавляющее большин­ ство из них ушло на фронт добровольцами. Более того, многие и многие девушки воен­ ного поколения стремились в самое пекло войны прямо из родительского теплого гнезда, «от Прекрасной Дамы в мать и пе- ремать». И с первых же фронтовых шагов им пришлось резко ломать идеализированно­ романтическое представление о войне, го­ воря словами поэта, сразу и навсегда заду­ шить в себе «романтику боя и риска». Лом­ ка эта была страшно тяжела и физически, и психологически, но удивительно; она, как правило, даже и не огрубила женщину, не растратила в ней запас душевных и нрав­ ственных сил, хотя очень было «непросто девчонкам становиться солдатами — уби­ вать». Однако несоответствие это мнимое, ка­ жущееся только, наверное, для нас, нынеш-