Сибирские огни, 1985, № 5

позднего, так сказать, нашего знания о фа­ шизме и его последствиях, очень точно соот­ ветствует предмету изображения. Действи­ тельно, и Степанида, и Петрок показаны в процессе познания ими фашистов и их при- ^ спешников, в ситуации узнавания доселе не- * ведомого. И хотя процесс познания длится всего несколько дней, этих дней вполне до­ статочно для того, чтобы герои повести раз­ гадали звериную, античеловеческую суш- ность фашизма и заплатили за сопротивле­ ние ему своими жизнями. Еше вчера, до появления немцев на хуто­ ре, пятидесятилетняя Степанида и шестиде­ сятилетний Петрок, бедные крестьяне, одни из первых вступившие в колхоз, прожившие трудную и чаше нерадостную, чем приволь­ ную, жизнь, считали, что пришельцы — тоже «люди». Д а и откуда им, темным и мало­ грамотным крестьянам, было узнать, ска­ жем, о «Майн кампф» или о других «тру­ дах» фашистских идеологов, направленных на тотальное уничтожение целых народов, целцх рас?! Но за плечами Степаниды и Петрока — житейский и нравственный опыт ^ народа, жизнь в согласии с народной прав- " дой. Именно подлинная народность мировос­ приятия помогает им осознать, что такоё фашизм, и противопоставить его силе — правду, ту правду, которая не боится непра­ вой силы. «Степанида их не боялась,— пи­ шет Б ы к о в ,п о т о м у что презирала. Более того, она их ненавидела. Бпрочем, ей не бы­ ло до них никакого дела. Б той жизни, ко­ торую обрушила на свет война, Степанида держалась давней, исповедуемой людьми правды, и, пока у нее было сознание этой правоты, она могла смело глядеть в глаза каждому». Повесть В. Быкова «Знак беды» — это не только изображение давней трагедии, но это и повесть-предупреждение. Она действитель­ но «преврашает прошлое в нынешнее, связы­ вает настояшее с будущим». Казалось бы, ни Петрок, ни Степанида не совершили никакого реального дела, не на­ несли врагу никакого ощутимого вреда. Ес­ ли не считать, конечно, самого главного — того, что они оба, каждый по-своему, оказа­ ли ему духовное_ и нравственное сопротивле­ ние, погибли, но' не сдались. Степанида не ь успела распорядиться бомбой, с такими не­ имоверными трудностями припрятанной ею, она не успела взорвать мост. «Но бомба,— пишет Быков,— дожидалась своего часа». Это последняя фраза повести «Знак беды». Да, Степанидина бомба своего часа дож да­ лась, возмездие свершилось. Но сколько се­ годня иных и гораздо более смертоносных бомб, в чужих и нечистоплотных руках, то­ же дожидается своего часа, того, после ко­ торого «времени больше не будет»! Трагическая повесть В. Быкова, написан­ ная под «знаком беды»,— той, которая уже свершилась, и той, которую должно, необхо­ димо предотвратить сегодня, имеет, бес­ спорно, как социальное, так и общечеловече­ ское значение. «Опасность, угрожающая человечест­ ву,— сказал литовский прозаик Миколас Слуцкие на недавней встрече в Берлине пи­ сателей СССР и ГДР,— уже чувствовалась тогда, когда еще не изобрели ядерного ору­ жия. Достаточно было двух последних кро­ вопролитных войн в Европе. Третья уже мо­ жет стать а п о к а л и п с и с о м (разрядка М. Слуцкиса). И в литературе усиливалось чувство опасности... Писатель, если он че­ стен, не может не ощутить хрупкости совре­ менного состояния мира. И он очень доро­ жит этим миром. Это чувство становится бесценной' нитью, соединяющей людей по обе стороны частокола ракет, и духовной опорой для человека». Не удивительно, что современные совет­ ские писатели, отчетливо и трезво оценивая качественно новое состояние мира, в кото­ ром мы сегодня живем, ищут такие художе- ственные формы воплощения действительно­ сти, которые были бы равноценны реально­ му содержанию забот и опасностей именно нынешнего времени. Касается это, видимо, не только исключительно военной прозы, но и литературы вообще. Своеобразным ^отве- том на грозные требования эпохи можно, наверное, назвать и такое явление современ­ ной литературы, как опора на документ. Документ завоевывает себе все более проч­ ное (и даж е в какой-то степени незамени-. мое ничем другим) место не только в воен­ ном, не только в политическо.м (скажем, у Ю. Семенова, А. Проханова) романе или по­ вести, но и в произведениях современной — нравственной, социальной, бытовой и т. д.—. тематики. В том же номере «Дружбы народов» (1984, № 9), где опубликованы материалы встречи советских и немецких писателей, на­ печатана повесть новосибирского прозаика Давида Константиновского «Вы слушаете последние известия». В вымышленную фабу­ лу повести автор смело вводит сообщения газет, радио, выступления крупных государ­ ственных деятелей и т. д., а также, как он говорит, «статистику». А «статистика» тако- ва: «Пятьдесят пять миллионов погибли во второй мировой войне, развязанной фашиз­ мом. Двадцать пять из них — гражданское население... В общей сложности за десять лет мировых войн двадцатого века ...убито в два с лишним раза больше народу, чем за три века предыдущих... Полтора миллиона Хиросим наготове...» «И уж совсем безумно,— добавляет писа­ тель,— что люди об этом знают и знали раньше. Не правда ли, скорее похоже не на статистику, где все факты, а на фантасти­ ку, на вымысел?..» Вот уж поистине, сама жизнь сегодня на­ столько фантастична, что с ней трудно сопер­ ничать пусть даже самой изощренной услов­ ности. Не думаю, впрочем, что документ противоречит вымыслу, условности или на­ оборот. Напротив, современно мыслящий ху­ дожник умело использует различные формы постижения противоречий жизни — не во имя этих форм самих по себе, а прежде все­ го во имя того, чтобы сделать все посильное для предотвращения т р е т ь е й войны, ко­ торая уже может стать не последней вой­ ной, а последней катастрофой. П о с л е д н я я в о й н а , как бы говорит современная литература, уже была, она по­ зади, мы, и прежде всего советские люди, вынесли ее на своих плечах, прошли все кру­ ги ада... «Такая была война,— пишет Д. Коп- стантиновский,—что люди верили, что война последняя. Столько было всего, что никто бы себе не мог представить, как после этого еще когда-нибудь можно помыслить о вой­ не. Умирали и верили, что за избавление от зла всех и навсегда. Если бы к кому-то з а