Сибирские огни, 1985, № 5

побуждений, попросту говоря — были спра­ ведливыми». Нельзя не отдать дани глубокого уваже­ ния писателям, которые взяли на себя граж ­ данскую смелость тщательно и вдумчиво разобраться в нелегких, часто драматичных судьбах талантливых, крупных людей герои­ ческого характера, имена которых по тем или иным причинам были полузабыты н деятельность которых подвергалась своего рода искажениям, а иногда и просто замал­ чивалась. Этот своеобразный писательский подвиг (а для А. Крона — и предсмертный) совершен не только во имя Петрова и Ма- ринеско, но, как совершенно справедливо ’ указывает А. Крон, и во имя «здоровья об­ щества». Такая постановка вопроса прибли­ ж ает военные повести В. Карпова и А. Кро­ на к нашим дням, делает их своевременны­ ми и современными. В связи с нашим разговором о документе, как явлении стиля современной военной про­ зы, несколько слов хотелось бы сказать о языке повести «Полководец», тем более что для самого писателя язык — весьма важная грань художественности, т. е. соответствия материала действительности и словесной формы его воплощения. Вот как пишет об этом сам В. Карпов: «Мне хочется обратить внимание читателей на особенность военного командного языка, на его лаконичность и предельную ясность. Перечитайте, пожалуй­ ста, решение Петрова на освобождение Та­ мани. Всего два десятка слов, а какой ог­ ромный смысл! Все сказано: что делать, как и куда наступать, где упредить, где перехва­ тить противника и куда его не допустить после разгрома на тыловом рубеже. Порази­ тельная четкость, предельная ясность, выс­ ший пилотаж в командно-штабном искус­ стве! Это дается не сразу и не каждому, вырабатывается многолетним опытом, под­ крепляется талантом. И еще — чудом само­ го языка, позволяющего при глубоком зна­ нии его и умелом пользовании им создавать стихи, прозу или вот такое командирское творение, относящееся тоже к искусству, только к военному. Вообще язык — это безмерный океан воз­ можностей, но выловить из него то, что нужно для конкретного произведения, не так просто. Если перенести эту метафору на мою работу и представить, что в мою сеть, забрасываемую в океан, попадаются сплошь золотые рыбки шолоховского языка, то мне с ними в повести о делах военных просто нечего делйть. Секрет шолоховского языка в его теме, в жизйи его героев. Моя тема требует военного языка, мне нравятся краткость и точность, которые так блестяще проявились в решении Петрова, побудившем меня к этим рассуждениям». А вот и само решение Петрова: «Продол­ ж ая наступление, упредить противника в выходе на тыловой рубеж обороны по рекам Кубань и Старая Кубань, перехватить пути отхода его главных сил к портам в западной части полуострова». «Очень характерна для Петрова,— отме­ чает В. Карпов,— выразительность его ра­ портов: «На Кубани и таманском полуост­ рове не осталось ни одного живого немца, кроме пленных». Сам писатель, как мы уже имели возмож­ ность в этом убедиться неоднократно, так­ же пытается придерживаться стиля строго- го, экономного, лаконичного и в то же вре­ мя стремительного, напряженного. Можно сказать, что военно-деловой стиль В. Карпо­ ва как нельзя лучше соответствует предмету ’ изображения — суровой фронтовой жизни, суровой и нелегкой судьбе генерала Пет- рова. Говоря о том, как «документ» становится в новейшей литературе о войне явлением стиля, о том, как он начинает играть чисто художественную роль, нельзя не подчерк­ нуть не только его, так сказать, различную «дозировку» в произведениях разных писа­ телей, но и тот нравственный пафос, ту идейную подоснову, благодаря которым и сегодня, спустя сорок лет после Великой Отечественной, война в современных произ­ ведениях — не умершее и застывшее прош­ лое, а трагическое и.кровоточащее настоя­ щее. Тут, я думаю, необходимы некоторые разъяснения. В свое время академик Д. С. Лихачев, анализируя художественное время в «Житии Протопопа Аввакума», писал о том, что у Аввакума вообще нет прошлого времени, а есть как бы бесконечно длящееся настоящее, в котором все те же муки и стра- Дания, все те же враги: «Борьба была и есть, велась и ведется. Мучения все те же. Вся жизнь — один подвиг, и он еще не кон­ чился». «Война не отпускает наше поколение»,— так совсем недавно сказал В. Быков («ЛГ», 1984, 11 июля). Думаю, между наблюдени­ ем ученого над произведением XVII века-и признанием современного писателя есть оп­ ределенная параллель, не внешнетематиче­ ского свойства, а свойства эстетического, ко­ торое возникает из нравстценной потребно­ сти. И не одной личности, и даж е не одного поколения, но и из нравственной потребно­ сти всего советского народа. «Никто не за ­ быт и ничто не забыто!» — мы повторяем эти слова подчас бездумно. Современная совет­ ская литература о войне знает им подлин­ ную цену, как, впрочем, и сама народная память, образным эквивалентом которой всегда, видимо, было, есть и будет подлин­ ное искусство. Всем известно, что современная буржуаз­ ная реакционная печать пытается предать забвению вторую мировую войну. Более то­ го, даж е прогрессивные западные деятели не всегда понимают, что значит для нашего на­ рода Великая Отечественная война, почему ее невозможно забыть. Так, Алесь Адамович в интервью 1976 года, которое он давал кор­ респонденту журнала «Молодой коммунист» и которое называется «Почему мы не мо­ жем не писать о войне», сказал: «Приезжал к" нам прогрессивный американский журна­ лист Майкл Давидов и высказался пример­ но так: чтобы понять, что произошло в Бе­ лоруссии, я должен реально представить себе, что 50 миллионов американцев убито, что вся Америка, за исключением восточно­ го побережья, выжжена». То, что произошло, говорит далее А. Ада­ мович, на наших оккупированных террито- риях, и особенно на земле Белоруссии, можно назвать «атомной войной обычными средствами». Еще в начале 70-х годов А. Ада­ мович писал о том (впоследствии он будет неоднократно повторять эту мысль), что «личностное начало» в изображении войны исчерпало себя, что сегодня необходимо