Сибирские огни, 1985, № 5

дала примеры небывалого мужества и бла­ городства, самоотверженности и сплочен­ ности перед лицом общей беды. «Если хочешь знать,— признается сегодня бывший командир партизанского соедине­ ния Василий Михайлович Лопаткин в по­ вести Д . Гусарова «Партизанская музыка» (лицо реальное),— партизанские годы были в моей жизни самыми чистыми и возвышен­ ными для души. И чувство это чем дальше, тем сильнее! Многое было потом в жизни, но никогда больше не доводилось мне испы­ тать такого единения людей, такого ощуще­ ния своей необходимости и полезности, яс­ ности цели в жизи'и». И тот же Лопаткин говорит: «Любая война жестока и противна духу человечяости. Будь мы ангелами, нас просто уже не было бы! Еще тогда, сорок лет назад...» Это понимание, а вернее, переживание войны современными писателями как жесто­ кой необходимости, как трагедии и одно­ временно как эпохи высочайшего нравст­ венного взлета — бесспорный зінак присут­ ствия в военной прозе подлинной живой жизни. И здесь уже неважно, о каких геро­ ях нам рассказывают: о вымышленных или реальных, о генералах или рядовых, ибо все они в памяти народной нравственно равно­ ценны. В этом плане становятся вполне понятны­ ми размышления современного писателя о соотношении в его книгЯх «объективности» • и «субъективности». «Откуда взяться эпи­ ческому спокойствию?» — таким, отнюдь не риторическим, вопросом задается A. Крон. И действительно, откуда ему взяться, этому «эпическому спокойствию», если боль и свет победы — это и по сю пору не умозрительное, не книжное знание, а реальное, непосредственное, сегодняшнее переживаиие пишущего о войне... Так, ведущий эстетический принцип B. Карпова, и он это настойчиво подчерки­ вает,— объективность, ведение рассказа без теня шаржирования (при изображении вра­ гов, «неуместность карикатур в сѳрьездой литературе», абсолютная опора на документ. Но — подчеркнем мы — объективность, а не объективизм, не равиодуш.ие , не эпиче­ ское спокойствие. Отдавая должное врагу, его техниь^еской оснащенности и военному опыту, не прини­ жая и не упрощая его, В. Карпов тем самым успешно добивается своей цели — показать генерала армии Ивана Ефимовича Петрова крупным, талантливым полководцем и в то же время незаурядной личностью, челове­ ком большой культуры и подлинной интел­ лигентности. Ненавязчиво, тактично, но очень точно и выразительно звучит в по­ вести мысль о том, что нет и не может быть настояших полководцев (то есть таких во­ еначальников, которые одерживают «круп­ ные победы над противником»), если воен­ ное мастерство, и талант стратега и тактика не соединяются в его личности с нравствен­ ными качествами и если его душа, его серд­ це не бьётся в едином ритме с возглавляе­ мой им аірмней. В подтверждение своей последней мысли В. Карпов ссылается на Н. А. Дсбіаолюбова: «Не хотят понять, что ведь историческая личность, даж е и великая, составляет не бо­ лее как искру, которая может взорвать по­ рох, но не воспламенить камни и сама тот­ час потухнет, если не встретит материала, скоро загорающегося. Не хотят понять, что этот материал всегда подготавливается об­ стоятельствами исторического развития на­ рода и что вследствие исторических-то об­ стоятельств и являются личности, выража­ ющие в себе потребность общества и времени». . Вывод самого писателя закономерен . и объективен, хотя, как мы сейчас увидим, и опирается на сферу эмоциональную: «В го­ ды Великой Отечественной войны наши пол­ ководцы и их армии были объединены, го­ рели общей любовью к Родине и стремле­ нием изгнать фашистов с родной земли, и именно это определило нашу победу». Сам В. Карпов, видимо, в силу присущей ему человеческой и писательской скромности, даж е не упоминает имени Л. Н. Толстого, но читатели его повести непременно поймут, что толстовская «мысль народная» лежит и в основе повести «Полководец». Другое дело, что реализуется она иными художест­ венными средствами, теми, кстати, которые сам писатель считает для своего материала наиболее действенными. Один из таких способов, как мне думается, это свободное) (хотя и связанное строгой хронологией), раскованное ведение рассказа, позволяющее иногда отклоняться от главного предмета изображения — от личности полководца Петрова. Но это не упущея.ие писателя, а один из его эстетических принципов, соглас­ но котоірому он стремится вовлечь в орбиту изображения как можно больше участников войны, отдать нравственную дань их памя­ ти, назвать всех их поименно, еще и еще раз восхититься их бла.городством, беско­ рыстием и мужеством. Но от этого выигры­ вает и главная фигура повести, и сама повесть в целом, становясь объемной, пол­ ной жизни и перспективы. Описывая, скажем, личное мужество ге­ нерала Петрова, его постоянную, каждо­ дневную заботу о поачинениых, его удиви­ тельную страстность в работе, В. Карпов никогда, не забывает рассказать и о тех лю­ дях — от начальников штабов до рядовых бойцов,— которые окружали Петрова и благодаря которым, можно сказать, и реа­ лизовался его талант, его полководческое мастерство. Вот как пишет В. Карпов о бойцах и младших командирах, показавших' беспримерное мужество в Восточно-Карпат­ ской операции 1944 года: «Правильно гово­ рят — любой из них был героем, хотя каж- дый был простым, обыкновенным челове- ком. И, что самое поразительное, они себя не считали героями. Оли считали, что де­ лают свою повседневную солдатскую рабо- ту — воюют». Как видим, и здесь дает о себе знать толстовская традиция в изображении рус- ского Солдата, его характера. Описывая Восточно-Карпатскую операцию, В. Карпов особенно тщательно и вдумчиво рассматри­ вает те документальные материалы, кото­ рые неоспоримо свадетельствуют о том, что несколько преждевременное «фо.рсирование» Карпат было вызвано не столько стратели-. ческими соображениями нашей армии и ее полководцев, сколько гражданской и соци­ альной необходимостью выполнить свой ин­ тернациональный долг перед чехами и сло­ ваками, которые к этому віремѳни уже под­ няли воссгаяие против фашистов. Очень важно, что каждый боец армии Петрова осознавал этот интернациональный долг