Сибирские огни, 1985, № 5
ния собственной головы поверил только тогда, когда нашими резьбовыми фрезами были выданы годные снаряды. Немного забежим вперед. Станок наш без переделок и ремонтов, как боевой сол дат на пасту, оставался в строю до самого окончания Великой Отечественной войны. Остался в строю даже тогда, когда осенью 1943 года был получен его американский собрат. Пр'иятно вспомнить и такой факт. Когда был получен американский затыловочный станок, на нашей самоделке постоянно ра ботали пожилой Андрей Малин и молодой парень Иван Марчук. Новый станок установили. Опробовали. И кому-то надо было переходить на него работать постоянно. Станок, конечно, кра сив, изяшен, с хромированными рукоятка ми управления. Малин отказался переходить на него ра ботать. Но, не желая обидеть Марчука, от делался шуткой. Ты, мол, Ваня, помоложе. Тебе более к лицу эта красивулинька. Мастеру- же участка сказал совсем дру- ( гое: — Не станок, а прямо девица расфуфы ренная: завитушки, погремушки, а в работе только дым возить. Наша самоделка оказалась производи тельнее и безотказнее в работе с большими перегрузками. XI Наступили трудные весна и лето 1942 го да. Вести с фронтов поступали нерадостные. После зимнего поражения вражеские вой ска вновь звер'иной лавиной катились по нашей земле. Мы понимали, почему это происходит, видели на примере своего завода. Ведь, не смотря на все неимоверные усилия, завод не давал и трети расчетного количества снаря дов. Но это наш завод, который начинал свою работу по выпуску военной продукции хотя и не совсем в полноценных, но уже готовых стенах. Д а и продукция-то для изготовления ^ проше не придумаешь. А танковые, артил лерийские, ■авиазаводы — им каково нала дить производство, если порой начинать приходилось с чистого поля? Многие семьи получили похоронки. Все труднее и труднее становилось с пи танием. Карточки отоваривались, кое-как и кое-чем. Заготовленных местными жителями прошлым летом продуктов при таком огром ном наплыве эвакуированных не хватило и до половины зимы. В то время, наверное, не было такой семьи ни из местных, ни из при езжих, которая не голодала бы. И все-таки не было такого человека, кото рый не только отказался бы или проявил не довольство, когда надо было отчислять часть своего заработка в помощь фронту. А такие отчисления бывали за редким иск- ^ лйчением почти ежемесячно. ‘ И странное дело, летом и осенью 1941 го да работа без привычки, конечно, была очень трудной, но ели-то пока все досыта. И тем не менее кое у кого чувствовалась не только нервозность, но и самая настоящая озлобленность. В голодную весну 1942 года-работа была нисколько не легче, если не трудней, да при постоянном недоедании. Но люди даже как- то духом воспрянули. Уныния и нервозности и в помине не было. Люди обрели веру в по лезность и правильность всего того, что они делали. Тогда весь завод, что называется, из пер вых рук узнал о страшной трагедии и бес примерном мужестве ленинградцев. Весной на завод прибыло несколько чело век из блокадного Ленинграда. На наш ле кальный участок пришла девушка лет двад цати — двадцати двух Галя КорнЬвиц. Очень высокая ростом и, наверное, прежде не дур ная собой, она была неимоверно худа и без единой кровинки в лице. Голова ее с остри женными наголо волосами была постоянно покрыта платком. Она почти всегда молчала. Весть — откуда она — разнеслась мгно- венно. Д аж е черствые, заскорузлые в обыч ных человеческих отношениях люди стара лись сделать для нее что-нибудь приятное. И Галя вскоре оттаяла и ожила. Отец ее — профессор одного из ленин градских вузов. Началась война — ему пред ложили эвакуироваться. Отказался: от этих двуногих зверей бегать, мол, не собираюсь. Первой умерла мать, стараясь хоть как-то в первую очередь накормить, сохранить жи выми детей. Потом по дороге на работу упал и больше не поднялся отец. Галя была в семье самой старшей из де тей. До войны училась в институте. Осенью ушла на строительство оборонительных со оружений. Простудилась, долго болела. Воз вратившись домой, из трех младших сестре нок в живых застала только одну. Эвакуировали их по Ладожской Дороге Жизни. По пути в Сибирь не стало и сест ренки. Из шести членов семьи выжила она одна. В ту весну раскапывались обочины дорог, улицы, пустыри, скверы, парки, лужайки, газоны., и все это засаживалось картошкой, огородной зеленью и даже засевалось про сом. Заводское руководство по воскресеньям выкраивало по нескольку часов каждому, даже очень нужному в ту минуту, рабочему, чтобы дать возможность посадить огород. Люди понимали и наверстывали потом эти часы с лихвой. Тут надо сделать этакое мистически-лири- ческое отступление. После войны западные, откровенно профашистские мемуаристы горь ко сетовали на необычайно суровые русские зимы во время войны. Может быть, зимы тогда и действительно были несколько суро вее, чем в другие годы. ,Ну что ж, видимо, сама мать-земля стояла тогда за нашу вели кую правду, которую мы в той войне защи щали. Это бесспорно звучит мистикой, но летом 1942 года_ на всех этих крохотных участках был такой небывалый по величине урожай, которого потом никогда и нигде не было. Наша семья посадила всего одно ведро сре занных картофельных вершинок с глазками и осенью собрала 36 (тридцать шесть) ведер отборного картофеля. И так было во всех семьях. Лето 1942 года прошло в неимоверном напряжении коллектива всего завода. С каждым днем увеличивался выпуск про дукции. Но теперь появилась другая труд ность. Станками забили все закутки и зако улки, оснастили их всем необходимым. Но— '
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2