Сибирские огни, 1985, № 4

■ Теперь уж е не было никакой\согласованности за столом: одни за-, кусывалй, выбирая среди винегретов и разных Столовских салатов привычный ломтик селедки или прозрачно нарезанный балык, другие оживленно разговаривали, а третьи уж е и закурили. Принесли горячее; продолговатые котлеты с картофельным пюре и зеленым горошком. Под горячее разлили по новой. И тут не удержался Иван Иванович, встал с рюмкой в руке, некоторое время постоял молча, пережидая шум. — Тихо! Тихо!— начали успокаивать друг друга мужики. — Знаете,— вблнуясь и крепко потирая подбородок, сказал Ивагі Иванович,— хоЧу я поднять этот тост за обыкновенного солдата... Ни званий у него, ни особых каких-то отличий, а просто он — Солдат. Солдат Великой Отечественной войны... Вот за него, славяне, позвольте выпить рюмку водки! И дружным единым движением поднялись мужики, выпили и сели по местам, но успокоиться сразу не смогли. — Это он, ссілдат, войну одолел,— говорил Леонтий Золотых, клет­ чатым платком аккуратно промокая пшеничные усы.— К началу войны у нас, считай, опытных генералов и не было. Это потом уже вошли в силу Жуков, Рокоссовский, Василевский, Конев, Ватутин... . — А наш Белобородов?— подсказали Леонтию. — Правильно,- и Белобородов тоже... Все они откуда взялись? В основном из солдат до генералов дошли. — Славяне!— поднялся уж е изрядно захмелевший Василий Кор­ нюшин.— Тихо! Говорить хочу! — Ну-ну, давай!— засмеялись мужики. — Тост у меня... За сестричек! За тех, кто нас с л о л я боя вытаски­ вал... За Симу Лукьянову! ■ Иван Иванович не, удержался и пошел чокнуться с Серафимой. — Сима, родная, можно я тебя обниму? — Иван Иванович! Серафима Лукьянова прижалась к Ивану Ивановичу горячей ще­ кой, такая близкая л родная ему сейчас, близкая за то, что выдержала, смогла пройти по дорогам войны, не посрамила земли амурской, род­ ная по,крови, которую тоже пролила за Отечество, за все, что было, есть и будет еще впереди. — Сима, давай выпьем с тобой!— дрогнувшим голосом сказал Иван Иванович.— Давай, родная, за тебя! — Спасибо, Иван Иванович, спасибо тебе... И вскоре уж е нельзя было разобрать, кто с кем и где сидит, пр- скольку мужики то и дело переходили от одного знакомого к другому, завязывая короткий, откровенный разговор, чтобы через пару минут в приливе нежности поспешить к следующему. К десяти часам вечера, как то и было запланировано, Фома Лукич, ни на секунду не выпускавший банкет из рук, попросил разлить «на посошок». Разлили. Дождавшись относительной тишины, Жмых густо прокашлялся и громко сказал; • ' — Друзья! Вот и закончился этот славный, этот торжественный ♦ день... Завтра вы все разъедетесь по домам, и мне очень хотелось бы, чтобы вы у себя дома рассказали об этом нашем празднике... Мужики притихли, в упор разглядывая раскрасневшегося от водки Фому Лукича. — Мы просто не имеем права,— говорил Жмых,— сводить все это только к нашему празднику... Нет, дорогие товарищи, этот праздник сегодня'Стал всенародным, а потому и должны знать в каждом селе, откуда вы приехали, как чествуют и уважают фронтовиков в районе. Сегодня мы, друзья мои дорогие, пример для молодых, все еще — пример, и забывать об этом нам нельзя. Вот я и хотел, друзья фронто­ вики, чтобы вы все именно с таким настроением разъехались по домам, поскольку нынешнее международное положение не мне вам объяснять... Так- вот,— Фома- Лукич высоко поднял свою рюмку,— еще раз спасибо вам огромное за все и — счастливого пути домой!