Сибирские огни, 1985, № 4

песнотворца стараго времени * Ярославля Ольгова Коганя хоти Тяжко ти головы кроме плечю зло ти телу кроме головы... Впрочем, как бы ни читалось это темное место, суть была и остается в том, ч т о сказал Боян. «Рекъ Боянъ, песнотворца стараго времени: «Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы, Руской земли — безъ Игоря». Каков идейный смысл упоминания о Бояне и его слов в заключительной час­ тя поэмы? В «Слове», о чем уже говорилось, не одна Русская земля, а две — Русь «старого Владимира», «прежних времен» и Русь «нынешнего Игоря», «сего времени». Боян, как песнотворец старого времени, как певец, чьи идеалы находились в эпо­ хе Владимира и Ярослава, выражал сожаление об уходе Игоря не из Русской земли вообще, а из Руси старой, «първыхъ временъ усобице». Русская земля, в представле­ нии Бояна, может существовать только в рамках мудрости «первой годины» и «пер­ вых князей» — то есть когда историчность «былин сего времени» приобщается к веч­ ности «деяний прежних времен». Он с горечью говорит: князь Игорь без э т о й Р у ­ с и— что голова без плеч, а сама э т а Русь без князя Игоря, без князя, который бы продолжил традицию отцов и дедов,— что тело без головы. Вечность рушится, если к ней не приобщается история сего времени: «Уже бо выскочисте изъ дедней славе... О, стонати Руской земли, помянувиіе ' пръвую годину и пръвыхъ князей!» Бояновы «старые словеса», осуждающие Игоря, нарушившего завет Владимиров и Ярославов, выскочившего из дедовскрй славы, без которой он — что голова без плеч и которая без него — ч р тело без головы, сменяются песнью, начинающей себя «по былинамь сего времени, а не по замышленгію Бояню»: , «Солнце светится на небесе — Игорь кнЯзь въ Руской, ^емли»,— девици прютъ на Дунай; вьются голоси чрезъ море до Киева». - Князь Игорь, бежав из половецкого плена, возвращается на Русскуьр землю, но великий жемчуг радости падает не на лоно Святославово, не на лоно старой, софий­ ской Руси — князь едет к Руси новой, молодой, «сего времени», которая выражается образом «святей Богородици Пирогощей»: «Игорь едетъ по Боричеву къ святей Богородици Пирогощей. Страны ради, гради весели». Старое время — «първыхъ временъ усобице» — кончилось. Песнь старых князей спета. Наступило время новое, и «по былинамь сего времени» начинается песнь моло­ дых князей: «Певше песнь старымъ княземъ, а потомъ — молодымъ пети. Слава Игорю , Святъславлича, Буй Туру Всеволоде, Владимиру Игоревичу. Здрави, князи и дружи­ на, побарая за христьяны на поганыя илъки». Эту песнь поет не Б о ян— он уже сказал свои старые словеса о полку Игореве («Рекъ Боянъ»),— песнь, которая начинается сейчас, начинается по былинам сего времени, а не по замышлению Бояна,— это песнь, которую творит сама жизнь, сам русский народ, народ всех стран и градов земли Русской, чей голос и звучит в фина­ ле поэмы: «Девици поютъ на Дунай, вьются голоси чрезъ море до Киева». 14 ■ і Ми одно произведение древней русской литературы не, отстоит так. далеко от предшествовавшей ему литературной традиции и вместе с тем так тесно не связано с ней) как «Слово о полку Игореве». Отрйцая литературу «старых словес», «Слово Ъ полку Игореве» крепится в ней всеми своими корнями и вырастает из 'нее, как де­ рево из почвы. Все прочие произведения, хотя и связаны между собой общей ху­ дожественной и философской традицией, но связаны -лишь только как лежащие в од­ ной плоскости, в плоскости одного стиля — стиля исторического монументализма. Они соседствуют друг с другом, но не являются непосредственным развитием друг друга. С появлением очередного произведения в литературе происходит только количественное накопление, качественный же ее состав не меняется. Древняя русская литература не начинается и не кончается «Словом О полку Игбреве». Она богата произведениями, которые заслуживают не меньшего внимания,