Сибирские огни, 1985, № 4

автора «Задонщины». Если автор «Слова» говорит: «Начати же ся тъй цесни по былинамь сего времени, а не по замышлению Бояню»,— то автор «Задонщины» за­ являет: «Начаша та поведати по делом и по былинам... помянем первых лет времена, похвалим вещаго Бояна, горазна гудца в Киеве». В «Слове» звучит призыв вступить в златые стремена «за землю Рускую». Автор «Задонщины» вносит в этот призыв существенное дополнение: «за землю Рускую и за веру крестбяньскую», Впрочем, в «Задонщине» иная эпоха — период так назывдемого Предвозрождения. Ее автору, как говорится, сам бог велел отрицать предыдущий Этап, восстанавливая нарушенную связь между событиями «сего, времени» и «первых лет» (то есть между историей и вечностью), десуя Дмитрия Ивановича наследником славы великих киев­ ских князей. Действительность, которая во времена автора «Слова» «выскочила из дедовской славы», «пересела из седла златого в седло кошиево», теперь возвраща­ ется на свое место. Дмитрий Иванович — преемник киевских князей «первых времен», а воспевающий его автор «Задонщины» — преемник вещего Бояна, «горазна гудца в Киеве». Бояново древо «старых словес» вновь оделось листвой. Еще несколько деталей, касающихся образа «древа» в «Слове о полку Игореве». «О Бояне, соловию стараго времени! абы ты сиа плъкы ущекоталъ, скача, славию, по мыслену древу, летая умомъ подъ облакы, свивая славы обаполы сего времени, рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы...». Казалось бы, простая игра слов: славию — свивая славы. На самом же деле автрр раскрывает (;уть метафорической конкретизации: певец, свивающий славы, есть соловей. ' , ' Бояну, соловью старого времени, если бы он пожелал обратиться к теме полка Игорева, захотел ущекотать «сиа плъкы», предлагается перелететь с древа «событий прежних времен» на древо «былин сего времени» и творить Песнь, «свивая славы обаполы сего времени». Обаполы. Явно осознанные созвучия: абы ты сиа плъкы ущекоталъ; летая умомъ подъ облакы. Обаполы — значит в соответствии с действительростью, по былинам. И опять-таки нельзя не заметить созвучия; обаполы сего времени — по былинамь сего времени. Въ тропу Трояню. «Мысленное древо» — это своего рода книга, книга жизни. «Тропа Троянова» — красная строка книги жизни, сердцевина «мысленного древа». В книгах красная строка занимала верхнее место, она помещалась над главкой, «на горахъ». Рыскать в тропу Троянову чрез поля на горы — значит переходить при чтении от черного текста «полей» к красной, горней строке, к началу, к главной мысли, к идее, к истине. Образы первого обращения к творчеству Бояна — «аще кому хотяше песнь твори­ ти, то растекашется мыслию по древу, серымъ вт»лкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы»,— находятся в четком соответотвии с образами лебединой песни «та преди песнь пояше старому Ярославу, храброму Мстиславу, иже зареза Редедю предъ п’Ьлкы касожьскыми, красному Романови Святъславлнчю». Лебедь поет песнь в той самой последовательности, в какой протекал подготови­ тельный этап у Бояна; Растекаться мыслию по д р е в у -о б р ащ а ть с я к источнику мудрости, к мудрости вообще. Отсюда в лебединой песне прежде всего возникает образ старого Яросла­ ва — Ярослава Мудрого. Серый волк, рыщущий по земле,— олицетворение воинской храбрости, ратного духа. Этому образу соответствует храбрый Мстислав, который зарезал Редедю пред полками касожскими. г. .г л Сизый орел, возносящийся под облака,— знак солнца красного. В лебединой песне солнцу красному уподобляется Роман Святославич. Боян желая творить пеонь какому-либо современному князю, вспоминил свершения п р е ж н и х в р ем ен -м у д р о сть Ярославову, храбрость Мстиславову, красоту Романо­ ву,— все, что составляло славу Русской земли эпохи «первой годины», и «первых князей».