Сибирские огни, 1985, № 4

ших лауреатами и дипломантами различных конкурсов и фестивалей. Сегодня здесь вы­ росла целая плеяда ‘крупных баянистов, пи­ тающих дело, которому посвятили свою' жизнь Маланин и Полудницын. Назову ра­ но, к сожалению, ушедшего из жизни Алек­ сея Головню, Геннадия Черничку, лауреата Всероссийского конкурса, концертмейстеров Ново,Сибирской филармонии Анатолия Ручи- на и І^еннадия Розанова, Михаила Рейн- гардта. лауреата Международного конкур­ са... Как видим, семена, заложенные Мала- ниным и взращенные Полудницыным, дали прекрасные всходы. И это одна кз найваж- нейших сторон деятельности Александра Александровича. И сам Полудницын, продолжая неустанно трудиться, ищет новые формы, ищет новые пути к сердцам слушателей. Я был свидете­ лем, когда после одного из концертов подо­ шёл к нему слушатель и, поблагодарив, спросил: ѴКак это вам удается?'» — Это делается просто,— устало улыб­ нулся Полудницын,— надо лишь вовремя нажать пальцем нужную кнопку. Это верно: заставить вовремя и к месту зазвучать нужную ноту тоже искусство, но механическое, что ли... Есть непреложный закон ,творчества — накопление чувств. И только передача накопленного — настоя­ щее искусство, хотя сам творец всегда со­ мневается: а тронул ли он сердца людей?.. Отзвучали последние аккорды и вернулись к тебе как эхо в горах. Заглохнут ли они, едва родившись, или нет? В искусстве ни­ чего нельзя предсказать заранее... Но, не­ смотря ни на что, нельзя падать духом! А йто Полудницын усвоил давно. Надо продолжать движение. Талант ведь разви­ вается по тем же законам природы, что и растущее дерево: ему нужна почва, ее соки, пгітающие ствол и ветви... Вывод же, навер­ ное, можно сделать такой: предшественник Полудницына, покойный Маланин,. если и не преподал ем,у каких-то конкретных уро^ ков, зато дал замечательный пример лег­ кости и непринужденности исполнения. Пос­ ле него играть нужно было только лучше. Ранний Полудницын в какой-то степени еще-приносил жертвы моде, традициям, пре­ поданным ему наставлениям. Отсюда — многочисленные циклы вариаций на те или иные народные песни. В них все еще ска­ зывалось влияние предшественников. Но и намечался пронзительный оттенок чего-то особенного, шло осмысление и утверждение собственного «я». В знакомых мелоди­ ях крепчала рука будущего Мастера и его внутреннее восприятие гениальных произве­ дений прошлого, какое-то необычное душев­ ное волнение проскальзывало в его игре. Именно за этим музыкальным покровом во всем обаянии вырисовыв'ается внутрен­ ний мир музыканта. А приоткрыв покров, начинаешь понимать, насколько богаче по­ добный источник творческой .биографии му­ зыканта, нежели трафаретность анкет и многих рецензий. Почему в его последних програ.ммах вновь звучит, к примеру, «Соловей» Алябьева? Прямого ответа от Полудницына я так и не' , смог получить. Что ж, допробуем проник­ нуть за «оболочку». ...Взяв в руки новый баян, который про­ шел у него предварительную проверку, как сказал Полудницын, «огнем, водой и мед­ ными трубами», Александр Александрович заиграл, конечно же, «Соловья». Знакомая до последнего такта вещь словно вернулась к нему после долгой отлучки. Она сохрани­ ла облик и черты той, прежней, но воз­ рождалась уже и другою, неизведанной, благодаря почти неограниченным возмож­ ностям инструмента, давшего музыканту волнующую радость узнавания нового. Слившись с автором, исполнитель не повторял, он создавал заново — живое и трепетное... «Соловей мой, соловей!..» Певец люб.ви , певец печали... В советское время, особенно после войны, известный романс переживает как бы второе рождение, привлекает вни­ мание певцов и музыкантов. Напомним, что, положив на музыку стихи Антона Дельвига, который написал их под влиянием старинной народной песни, Алябь­ ев потом' не раз возвращался' к этой теме. «Прощание с соловьем» и «Прощание с со­ ловьем на Севере» — в музыкальном трип­ тихе, можно сказать, нашла отражение твор­ ческая автобиография композитора, урожен­ ца Сибири. И вот через полтора века они «встрети­ лись»— два сибиряка. Песня, напоминав­ шая о судьбе тех, кто был осужден на ка­ торжные муки за участие в восстании де­ кабристов и страдал «во глубине сибирских руд», нашла в душе Александра Полудни­ цына живейший отклик. Тесная связь ее с песенной культурой народа, светлая мело­ дичность. задушевность пленили Алексан­ дра Александровича еще в молодости. Он не сразу одел ее в сегодняшний гар­ монический наряд, обрамил подголосками, столь характерными для русской песни пе­ реходами из минора в эмоциональный ма­ жорный лад Общераспространенные ме­ лодические обороты алябьевского романса Преломляются в исполнении Полудницына в другие русские песни, приобретают новое ярко индивидуальное выражение... Вот на­ чинается мелодия в ре миноре: «Соловей мой, соловей». Это пока еще Алябьев. Но идущий дальше широкий распев в основ­ ной тональности рисует раздольную, без конца и края, русскую шнрь (не потому ли Полудницыну так нравится этот романс?)", песня наполняется необычным эмоциональ­ ным содержанием, разнообразными оттен­ ками чувств.. Как писал рецензент: «В ис­ полнении А. Полудницына мелодия «Со­ ловья* отличается душ]^вной широтой. В ней — мягкость, нежность, чувствитель­ ность, но и 'активность, упругость мус­ кулов...» Будем объективны: тонкий музыкальны:! вкус ,— явление не столь частое на фи­ лармонической эстраде. Об артисте, обла­ дающем им, мОжно услышать даже от специалистов, что у такого-то, мол, это идет от природной музыкальности.,. И поче.му -то забывают о другой сторвне дела —. о вы­ сокой технике, о мастерстве, приобретенном в каждодневных упорных тренировках — занятиях музыкой. Тогда‘тот же «Соловей», набивший оскомину из-за исполнения по­ средственными перцами и музыкантами, приобретает совершенно иную окраску. Такой, личностный, шодход к произведе­ ниям русских кО'М'По.знторов сочетается у