Сибирские огни, 1985, № 4

жеских отношениях с «портретируемым». И тогда как бы в отдалении возникает об­ раз, вроде бы знакомый и в то же время какоій-то загядочнъ& Истина всегда отли­ чается от’ ее художеСтвеанаго воплощения, которое стремится быть более правдивым, чем сама правда. Но возможно ли такое? Тем не менее так получается почти всегда, когда живые пишут о живых. Во ВСЯ.КОМ случае, если бы больш'Нм му­ зыкантам давалась привилегия иметь лич­ ный герб, іба гербе Александра Алексан­ дровича Полудницына, я уверен,' был бы начертан девиз: «И . жи з н ь , и п е с н я н е р а з д е л ь н ы » . ИСТОКИ «Х орош о пахнет русская песенка-то, ай, как хорош о, да и цвет у нее теп. „ лый, яркий и неувядаемый!» Ф. Ш а л я п и н Года два назад мне довелось побывать на персональной выста.вке новосибирского художника Павла Леонтьевича Поротни- кова. Очень приш-лись по душе его пейза­ жи! А один из них—«Зима .в деревне»— заворожил. Но давняя привычка расставлять для себя все точки над «и» на этот раз не сработала. Вновь и вновь возв.ращался я мысленно к полотнам художника, пытаясь через нечто знаемое ранее объяснить их, искал в памятк аналогии и не находил. А однажды утром включил радио и услышал в обработке Полудницына русскую народ­ ную песню «Не слышно шума городского». Медленный, протяжный запев какой-то необъяснимой тропкой памяти вернул меня на выставку. И все объяснилось: Поротни- ков-художник очень похож искренностью, фольклорным мировосприятием на Полуд- ницына-музыканта. У них одни и те же рит­ мы самобытной русской старины, неброс­ кая лиричность и мягкая, нежная поэтич­ ность. Поэтическое начало у обоих как бы главенствует и особенно покоряет... Откуда эти истоки? Попробуем окунуться в детство крестьян- ско'го мальчишки, котдрое прошло в дерев­ не Огнёва Заимка. Прихолмленная чуть рав­ нина с прерывающейся полосой ленточного бора — уникального лесного массива Запад­ ной Сибири. На южной грани Черепанов- ского района дорога уходит на Маслннино. Заповедные грибные места!.. Она стоит у тракта, деревенька Сашиного детства. Заимка... От этого слова веет чем-то как бы отчужденным от прочего мира. Чья Эта заимка — пахаря или-охотника? В далеком прошлом — охотника, наверное. Но в-этом столетии — наверняка пахаря, ,0т .него и пошла она множиться крестьянскими дво­ рами, обустраивалась, пахала, выращивала хлеб и скотину, работая от зари до зари. А в долгие зим'ние вечеря молодежь соби--. ралась н.а посиделки, пела песни, рассыпала дробь каблуков на н^рашеных половицах под перебор гармошки. Не столь далеко позади оігталось то вре­ мя, жива еще мать Полудницына — Евдо­ кия Фроловна, она до сих пор помнит сло­ ва тех песен. Родился Александр Полудннцын 13 апре­ ля 1925 года. По свидетельству Евдокии 5 Сибирские огни № 4 Фроловны, был озорным, непоседливым, очень любознательным. В до.ме часто собирались подруги мате­ ри, сидя за 'прялками, пели протяжные грустные песни. Ня крыльях этих песен, « подсиненных вечерним снегом за морозным окном, фантазия уносила мальчишку в да­ лекие дали... И вот уже мелькают в его во­ ображении бескрайние сибирские степи, про­ падает за горизонтом ленточный бор и только посвист ямщика да звон бубенчиков уносит, уносит вдаль. Незатейливая звень . под дугой перерастает постепенно в поли­ фонию могучих вздохов Байкала, через-ко­ торый на утлой лоионке пробирается бро­ дяга, бежавший с Сахалина... Мальчиш.ка, уставясь голубыми глазлми в ночное окно, цепенеет. — Сань, ты что?— спрашивает мама. — Я... ничего,— встрепенется он и слуша­ ет другую песню о том, как «боец молодой вдруг поник головсый...» Молоды были родители, молодо и их окружение, вечно занятое в нелегком крестьянском'труде. Только такие вечера и снимали напряжение повседневных забот. — Папа, купи балалайку!— попросил однажды сын. Отец посчитал это' блажью: тратить день­ ги на баловство?.. Тогда настырный мальчишка решил сам сконструировать желанный инструмент. Что послужило образцом, он так и не по.м- нит. В деревне тогда балалаек не было. И восьмилетний сорванец- подобрал в сарае дощечки, отесал, склеил ихі умудрился достать где-то три струны, натянул, под­ строил... И отец сдался. Пришлось ехать в город, раскошеливаться ня настоящую ба­ лалайку. С тех пор ни одна гулянка в де­ ревне,не обходилась без Полудницына- младшего. Он быстро освоил инструмент и, по словам Евдокии Фроловны, «играл рас­ чудесно». А потом пришла в дом беда: «золотуха» и следом за нею беспощадная глаукома в один год лишили двенадцатилетнего пар­ нишку зрения. Тогда ведь ни врачей в де­ ревне, ни лекарств... Бывая часто у Полудницыных, я всякий раз исподволь присматриваюсь к его ма­ тери, Отец не вернулся с войны. Жизнь этой женщины, как и миллионов других в те годы, сложилась очень и очень нелегко. Черноглазая, не по годам статная, быст­ рая в движениях, она излучает какую-то внутреннюю чистоту и, я бы оказал, врож­ денную интеллигентность, которой можно и не иметь, окончи ты хоть два института. Евдокия Фроловна первой поняла, что ее сыну нужно учиться музыке. Она и так отдавала семье все, но Саше, самому та­ лантливому и несчастному, она была гото­ ва отдать и две своих жизни, если бы их имела... Кто надоумил эту^ безграмотную женщину, для которой земля испокон века была кормилицей, бросить в ко-нце концов и эту землю, и дом в родной стороне — бросить все ради сына? Да никто не на­ доумил, как выясняется. Заботливое и лю­ бящее сердце матери само подсказало, что судьба Саши — там, в Новосибирске. И она едет с ниім в город, устраивает в специаль­ ную школу-интернат для незрячих детей. А время-то, в,ремя военное!..