Сибирские огни, 1985, № 3

брильянтовых вспышках, гнал немыслимо голубого цвета валы, закру- ливая их, раскачивая в пену, и выбрасывал длинными и плоскими язы­ ками на пляж. И над всем этим пространством расплёсканной воды стояла в воздухе, как изморось, водная пыль непрозрачным слоем, и в ней, на удивление,— радуга. Неужели на этом — все? «Но ты приедешь?!»— «Да, я могу себе это позволить. Да, поста­ раемся успеть к сентябрю».— Взгляд сосредоточенный, руки на руле, следит за дорогой? Чужая душа —- потемки!.. Еще остается последний тягостный миг отъезда. Жарко-в Брисбене спозаранку — дважды принимала душ, пора одеваться, ехать в аэро­ порт, пот льет, бисеринками на лбу, и душно, или просто сердце оста­ навливается, дрожь волнения, неприятная и унизительная, однако ниче­ го она с собой сделать не может, ни глотка «оранджа» выпить напоследок! Тетушки суетятся; «Ты ничего не забыла?» Два часа оста­ лось. Андрей приехал, усадил в машину и повез до первого магазина, ' купить сувениры, гостинцы тем, своим, его родне, что в ее городе. Конечно, она передаст. Совсем белый п'од зноем город ее последнего. часа, суета маленьких «шоппингов», полных того множества вещей, без которых она свободно обходится у себя дома. Что можно сказать в по­ следний час, даже когда вдвоем в-машине и плечо—-рядом? Словро струна натянута в ней, вот-вот не выдержит, оборвется, и больно, слов­ но живая жилка... Скорей бы все это кончилось! Дома уже съехались все, провожающие (кроме дяди Алексея). И то^е, оказывается,— не так это просто, взять и уехать. Все-таки — семья. Привыкла она, что они с ней два месяца: заботились, баловали, кормили, дарили, ворчали и беспокоились... И вот совсем, никогда боль­ ше, до конца жизни, как потеря,-разве что Наталия приедет в Академ­ городок в порядке научного обмена... Наталия стоит на полу, на коленях, застегивает ремешок чемодана. Энергичная маленькая рука, волосы — волной на бок. «Пусти, я сде­ лаю,— говорит Гаррик.— Я все-таки мужчина!» Наталия, вот кого жалко ей оставлять здесь — забрала бы с собой! Есть сын, есть родители, а сестры, с которой душу поделить,— не бы­ ло. Поздно она открыла ее, да еще на чужом материке. Вчера, когда все было сложено и сказано (долгйе проводы — лишняя тягость), по­ явилась на своей японской машинке: «Поехали на Красные скалы, мне нужно поработать, тебе — полежать!» ...На север, в сторону Барриер-рифа, не доезжая, совсем дикий берег. Сыпучий, цвета сурика, невысокий обрыв. Лежит на песке, на бок днищем, ржавый железный остов — в коростах и выбоинах (пиратское :судно!). Отлив отошел далеко и открыл камни, колючие, как ежи, крас- новато-бурые, полные морской живности — рачки ползают, и пахнет йодом, морской травой — хорошо! Под кривым деревом воткнула зонт, разложила свои тетрадки. «Я взяла тебе Цветаеву — будешь читать?» Оказалось, «горит» диссер­ тация, оказалось, срочно сдавать нужно профессору — русский фольклор, образы народных сказок (вот .уж не думала, что такое изу­ чают в Австралии!) А она-то, она, путешественница, нагрянула, отрывала от дела — вези^ее, показывай! Не по себе стало, лежала тихо, читала «Моц Пуш­ кин», песок остывал, засоренный корнями, листьями, кусочками . коры, что выбросит море. А потом, когда та отложила бумаги — кончила или устала, откинулась и вытянулась свободно всем ' своим телом, загоре­ лым, тренированным теннисом: «Поговорим?» Ни с кем здесь больше, с Верой и подружками прежними, не могла она говорить о себе и своем, а с Н аталией—'смогла! Просто нужно ей говорить сейчас с кем-то, достаточно близким, что­ бы не кривить душой, и беспристрастным, чтобы сообща раскопать то, 90