Сибирские огни, 1985, № 3
в этот день — люди, люди с цветами и венками, вороха сирени, там, где расцвела она, алые пятна гвоздик на сером бетоне, мраморе, у простых беленых обелисков, у стел со скорбным ликом матери-Родины, у блещу щих медью имен погибших. Нет, пожалуй, второго такого праздника, где бы так слитно чувствовала она себя со своим народом, хотя и не .воевала сама (она подумала: это уже скоро, — дней через десять, и она будет дома, дома...). Так почему всем этим своим, достоянием души, не поделиться с ним? Как он делится... если только это ему нужно. А ина ч е— какой смысл? — Ты приедешь ко мне, слышишь? Непременно приедешр! Я сде лаю вызов, как вернусь, и ты успеешь, даже к осени, до морозов! Когда березы желтые и тепло! Ты знаешь, какая у нас осень! А можно взять «тур», и ты увидишь вначале Москву, купола... Ты должен увидеть это, чтобы узнать себя, понимаешь? Я встречу тебя, я буду тебя ждать, и тогда мы решим вместе — как быть!.. * Она говорила и, странно, слышала теперр только свои слова — исчез гул океана, и его руку чувствовала на своем плече, как крыло... И как же не хотелось ей сейчас даже своих*слов — только этого ощуще ния крыла, которого никогда у нее не было, по существу. И когда они шли к дому по песку: «Ты совсем продрогла. Мама ждет НДС с ужином». Только идти и забыть обо всем, разделяющем их... И на грани забвения этого, как сигнал опасности, вдруг: а помнишь, дважды на этой земле, когда ты теряла чувство места и времени, рас творяясь в эмоциях, чем это кончилось? В белом зале «Русского клу ба», на мельбурнской дороге? Ничем хорошим, во всяком случае! Д если и здесь все не то и не так? Боже мой! На каких же безмерно дальних полюсах они стоят с ним, если даже в такую минуту не могут быть про- просто людьми! Современный раздел мира —Мы и Они... И вот где про ходит — по живому — полоса раздела! Утром они купались, когда солнце всходило не прямо из океана, а чуть сбоку, над длинным изогнутым мысом, похожим на хвост скор пиона. Солнце было круглым, оранжевым, и дорожка по океану стели лась как разлитый апельсиновый сок. И океан казался чуть поспокой нее, не проснувшимся с ночи. Во всяком случае, он дал ей войьти в себя, правда, за руку с Андреем, и волной обдал, просвечивающей, как жидкое стекло. Потом ойи шли босиком по траве и по терпимо-теплому асфальту — рано еще, отдельные машины на шоссе, осень на Голд Косте, тишина, сухой жар и ветерок, колющий ноги крупинками песка... Потом был завтрак Из яичницы с беконом за пластиковой стойкой в стандартной кухне под дерево (как у Веры и прочих), когда для ма мы его она была гостья из России, соседка с улицы Железнодорожной, а для него? Потом настал день, вернее полдень, потому что он дал слово до ставить ее в Брисбен к вёчеру — там тоже ждут родственники. Он отвез ее к подножью тех самых гор, где были они в марте, на первый, 'синий издали, бурый от сухой травы вблизи бугорок, и она вышла из машины и постояла над побережьем. Ну что ж, Австралия, прощай. Тб, что она никогда больше не вернется сюда, она знала не разумом — сердцем... Обедом он кормил ее снова у океана, в чем-то похожем на белую надстройку кгірабля — терраса, висящая над дорогой, мыс Каррамбин. Он усадил ее на горячий плетеный стул за столиком и Сам пошел з а казывать. Он шел от кухонного окна через зал к ней, нагруженный та релками с жареной рыбой и картошкой, высокими стаканНми с питьем, так, что рук не хватало, и она вскочила и побежала навстречу ему, помочь. «Сиди,— почти рассердился Андрей.— У нас так не принято. Жен щина ждет, мужчина ухаживает!» Океан с «палубы» смотрелся как бы в профиль, весь в подвижных 89
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2