Сибирские огни, 1985, № 3

стое, неженатое или для тех судьбой обиженных баб, которым н е . ро­ жать, только и остается двигать в науку!» И даже то, что она работала тогдд на прокладке дорог по родным ему сельским бездорожьям, не оправдывало ее в его глазах. Не из тех он был мужиков, что мог мыть и обстирывать детей, пока жена — в пар­ тии! Вернее — мог, но не считал нормальным. Его она должна ждать, как тогда, в метель, в марте на’ целине, когда считала, что он погиб, и металась по сборному финскому продуваемому дому в отчаянии, потому что увидела вдруг внутренним оком трактор его, заметенный по крышу снегом в пустой кулундинской степи. То, пожалуй,-была луч­ шая их и единственная семейная весна после страха потери, когда она решила, что любит его, и, вероятно, была для него той женой, что хотел бы он в ней видеть. Ж аркая, сухая весна, на пороге засухи — бедствия, в общем-то, в тех краях, а для него, тракториста — в ■ особенности. Комьями рассьшающаяся борозда, как солома, жесткие .перья пшени­ цы уже в начале’ июня. И ночи, с окном, раскрытым в неостывающую к утру степь, с бледным, не успевающим погаснуть вплоть до зари небом, давшие жизнь Димке... А потом началось: приезд родителей, переезд в город, и вся их за ­ рождающаяся связь рупружества завертелась, поблекла в суматохе и ■пошла на нет, когда она стала работать и ездить. А она иначе не могла. И от того, может быть, что не росла на этой земле, что не была земля эта для нее само собой разумеющимся с первых дней, как воздух, ко­ торого просто не замечаешь при. дыхании, каждый выезд ее обора­ чивался открытием... Даже простые эти приземистые поселки — бревенчатые, серого, как сухая кость, от дождей и времени дерева, белые мазаные, как с детства символичная, бабушкина «хохлатская хата» под камышовыми еще по тем временам кровлями; колки, как острова в белой степи, розовые от куржака на рассвете, что проплывали мимо нее и мимо саней, где , сй- дела она, завернутая в тулуп рядом с районным агрономом или дорож­ ником, что вез ее на обследования того, чего нет еще, но надо строить для этих людей, живущих пока под камышовыми кровлями. Заинде­ вевший круп коня двигался п^ред глазами. И как ей хотелось писать тогда под скрип полозьев, плохо ли, хорошо ли — неважно: «Давила на плечи под вечер усталость, дни пахли дымком и отарой овечьей, на жестком ветру мне теплееѵказалось от очень простой теплоты челове­ чьей...» Отказаться от такого — терялся весь смысл прие.зда ее сюда! И с каждым командировочным витком земля эта огромная в своем разнооб­ разии входила в нее, не подавляя, а наоборот — заполняя, давая рост и силу, поднимая над той маленькой и жалкой пичужкой, что ревела в копне соломы за бригадным станом. Хотелось прикоснуться на ощупь ко всему этому разнообразию: покатым, травянистым склонам Алтая, где лежала рна на обломке ска-- лы над поселком Солонешным, а внизу ревел Ануй, разбиваясь о стволы брусчатых свай; к шершавым, как пемза, камням. Херсонеса, куда езди­ ли они, еще вдвоем,, в отпуск; лиловые пятна облаков скользили по ■древним складкам крымской земли, а море Тавриды, помнящее парус Одиссея и тот бриг, на котором плыл юноша Пушкин, стелилось у ног ее, ровсем как, некогда у ног Марии Раевской. И та дощатая церковка на краю Читы, куда забрела она однажды в пустой ком.андировочный вечер, хранила поступь той же Марии — Волконской. Закат желто-багряный, как монгольские шелка. Читинский острог. Надгробия жен дека­ бристов... Страшноватое и прекрасное прошлое ее земли и настоящее, с кото­ рым она связана была Делом... Нет, она не открывала для себя с каж ­ дой новой дорогой, огіа проверяла свое Достояние,'что всегда было ее и будет — детей ее и внуков ее, столь богатое, что охватить его, как уже поняла она, не Хватит жизни. Когда стал выбор между всем этим, огромным, и крохотным кру