Сибирские огни, 1985, № 3

из стены голова — основоположники университета, и в каждой — нечто от' Фауста; в докторской шапочке, в аскетической сухости черт, в лукавой мудрости маски-изваяния... В аудитории русского языка, куда привела ее Наталия, стеклянные кабинки, как соты, с аппаратурой и пульт управления — длинный про­ фессорский стол. Наталия нажимает клавишу и задает вопрос в мик­ рофон, и там, в звукозашищенной среде, девочка или мальчик отвечает серьезно-старательно и на том абсолютно, правильном, но не натураль­ ном русском, что порождают тексты иностранных разговорников: «Ска­ жите, Петров сейчас у себя в комнате?»— «Нет, Петров ушел в пресс- центр. В комнате Иванов...» ^ И все-таки, это — русский язык! И он драгоценен здесь, за бог весть сколько километров от .России, на обратной стороне Земли! И потому еще, что она — не в доме русского перебежчика, где ему положено быть и где доживает язык Родины, уродуясь все более с каждым поколением, а сам по себе, изучаемый с предельным уважением, которое доступПо этим девочкам и мальчикам не нашего мира. Потому, что они выбрали его как специальность. «Почему именно?»—^спросит она позднее неко­ торых из них. «Чтобы иметь возможность читать русскую литературу», «Чтобы работать в компаниях, ведущих дела с Россией», «Потому, что просто меня интересует ваша страна»... Не надо заблуждаться, что среди этих, теперешних, таких милых и юных, старательно ломающих от рождения сложившуюся жесткость губ на мягкость славянской артикуляции, не будет таких, что употребят , эти знания во вред ее стране,— таков настоящий раздел мира, мы и они, к сожалению... Но будут и те, кто при знании языка сами смогут про- н и р у ть за изгородь лжи и понять, и взвесить, на чьей стороне правда... А это уже — много... В кабинке у студентки плакал ребенок, и та ничего не могла сде­ лать с ним, и разрывалась между мукой материнства и вопросами лектора, и отвечать не могла — сбивалась, и слезы впутывались в неле­ пые фразы про Петрова и Иванова. Наталия пошла и взяла у нее ребен­ ка. И так и сидели они втроем у лекторского пульта, и это крохотное рыжеватенькое англо-австралийское существо, как бутон, вы­ глядывающее из белых ' младенческих трикотажей, сразу замолкло и по-деловому таращилось голубой оловянностью глазок на пестрые кнопочки, на двух незнакомок. И Наталия, зад а ­ вая свои вопрос'ы, одновременно нянчила его и баюкала с той исконно-русской бабьей сноровкой, что удивительно было наблю­ дать в руках женщины, родившейся вдали от России и, кроме того, не имевшей своих детей. Как же глубоко заложена в нас наша народ­ ность, проявляясь через поколения, та самая, что мудро подметил Лев ' Николаевич Толстой в своей «графинюшке» Наташе Ростовой... Студентку-маму и студента-папу, абсолютно рыжего, до золотых крапинок, протянувшего длинные ноги по-домашнему на травр, они уви­ дят с Наталией снова, после встречи, на покатом и ярко зеленом склоне к озеру, в черте университетского городка. Папа с мамой дружелюбно покивают Наталии, малолетний «бутон» будет занят, сосредоточенно' пытаясь встать на четвереньки, на свою отечественную траву, по которой предстояло ему ходить... Как прошла встреча? Как и следовало, на международном уровне. Они собрались в комнате деканата, где шкафы по стенам и расписания лекций, как во всех деканатах мира, только здесь,на английском языке.. Плотный, похожий жизнелюбием на Кола Брюньона, профессор, худые, научного вида очкарики — лекторы помоложе, отличающиеся от кадров нашего Академгородка только голыми загорелыми коленками. И десят­ ка два этой- молодости, тонкорукой и даже босоногой, в девичьем ва­ рианте, и с мальчишеским выражением самоуверенности выбранного пути у сильной половины рода человеческого. Стараясь укротить привычный темп речи и подбирая более простые слова, она говорила сама о своей Сибири и Обском море, .к городе науки 76