Сибирские огни, 1985, № 3

новатых окон, сплошь залепленных разросшейся зеленью, которую стричь не по силам квартиросъемщикам, и в чуть застоявшемся, нафта­ линном запахе старых, харбинских еще вещей, но так крепко и спокой­ н о спала, как впервые, пожалуй, в Австралии, как ни в доме тетушек и ни в лучшей спальне у Андрея, не говоря уже о всех сиднейских ночлегах, ни грамма неловкости, что бывает в посторонней семье,— как освобождение. Или просто она так устала, что ей уже было все рав­ но?! Просто спала в последнюю ночь в Сиднее и последний день до полудня так, что старики испугались — жива ли она? Маргарита Ва- сцльевна подходила к двери и слушала — есть ли дыхание, а Вячеслав Яковлевич' шипел в усы: «Не мешай, дай девочке выспаться. Ее замо­ тали здесь!..» ...Зато теперь не спалось в боковой качке стального вагона, на мягкой и широкой полке, устроенной, опять не по-нашему, вдоль окна, так что лежа, как на витрине, можно, обозревать все, что плывет под тобой вдоль полотна — если отогнуть, вопреки порядку, плотную пластиковую штору. Ночная Австралия, где ничто нер,азличимо — только чертеж деревьев на более светлом небе да белёсость стволов. Неуловимо, по мере хода поезда на север, менялось что-то в мире природы, как бывает у нас, когда свернет поезд после Армавира к Туап­ се, к побережью. Уплотнялась и наливалась соком листва, сгущались кроны, пальмы-фикусы стали выходить на дорЪгу со своими мясисто­ стрельчатыми, лапчатыми побегами, и сам воздух влажно-душноватый, и люди на станция^ — опять обнаженность коленок и плеч, платья на веревочках. Почти забылось о таком в пур.итанско-осеннем Сиднее. И домики, домики, в памяти кануНшие на две недели, из беленьких, косо набитых досточек, на столбиках, как на столиках поставленные, продуваемые, с верандами... Брисбен. Удивительно, но уже нечто «родственное» ощутила она в себе при виде их, как приближение к до­ му. Потому.только,-что там ждут ее,— своя кровь? Теперь, когда .это приближение к людям, что ждут ее, стало реаль­ ным и вопросом пары часов, не больше, нельзя уже было изгонять из себя и прятать'под сознание встречу с Андреем, которая также придви­ галась к ней неотвра’гимо. И пора было дать ответ, — Подумай,— сказал Андрей в радиусе той освещенной телефон­ ной будки у кромки океана.— Я не тороплю тебя, ты просто подумай, пока будешь ездить там по своим, из ХПИ... Ну что ты теряешь? Ты же сама говорила, что выработала стаж, как это надо у вас для пенсии, и можешь не работать, и посидеть спокойно два-три года в семье, и так делают женщины в твоем возрасте. И если ты могла бы сделать так, живя у себя там, при обеспечении, разумеется, то' почему тебе просто не пожить это время здесь? Визу можно продлить до четырех лет. И при этом ты ничего не теряешь — возвращения и пенсии. А может, не так это и надо тебе? Жизнь покажет. Ты же сама говорила: сын вот-вот женится. Н ты не будешь нужна там. С невестками не живут ни у нас, ни у вас, как я сльшіу. Молодежь — сама для себя. Ради чего же ты упускаешь собственный шанс? Я ничего не утверждаю, но ведь, может, и получится у нас с тобой... Я не хочу говорить тебе разных «любил»,— ты не поверишь, через столько лет, и будешь права. Просто — мы взрос­ лые, и мы можем попытаться... И мы не в том возрасте, чтобы терять то, что встретилось... '* Что она испытала тогда от услышанного? Изумление? Или внут­ ренне и втайне от себя готова была к этому после купания в подземном озере «Натурал-брид-ж»? Нет, наверное, женщины на земле, что вос­ приняла бы равнодушно предложение руки, даже от человека, прежде не любимого, даже за четыре года до пенсии... И какая из них скажет сразу «нет», не оставив себе запаса времени, і^ к лазейки, на размышле­ ние, а вернее, чтобы просто продлить в себе чудо ощущения «женщины,' которая нужна»? (Разве что в категорично-оголтелом возрасте юно­ сти...) Н можно укрыться еще за соображениями человечности: сказать 70