Сибирские огни, 1985, № 3

Страшный выбор! Светятся за спиной .вишневые паласы. Только и оста­ ется — ступать по ним неслышным шагом. От всего этого — в комплексе — только уехать ей хотелось утром, и ничего больше. Но нужно было провести программу до конца и соб­ люсти видимость международных отношений. Хотя все в ней проти­ вилось и негодовало. И даже к Сашке ей не, хотелось ехать сейчас, хотя он вроде бы не виноват... И все-таки как-то косвенно был он связан с происшедшим. Потому что передал ее им с рук на руки. Ей хотелось к родным в Брисбен — к тетушкам, брату Гаррику и сестре Наталии. Но еще прожить нужно три долгих дня в Сиднее и не показать' своего смятения. И не надо бы напоследок замутнять их. Юлька еще повозит ее по городу и будет кормить в своей неуемной сердечности блйнами с травой, в прямом смысле, когда в пирожок завернуты овощ­ ные стружки всяческих‘сельдереев: «Ешь, это ужасно полезно!» (Хотя, довольно несъедобно, на наш вкус...). И Вера будет молча лежать с ней рядом на стриженой травке у капитана Кука, когда, дойдя до головокружения, она взмолится утром: «Я не могу больше, вези меня где по'гише». А вечером будет клуб «Мандарин» со всемя дружескими и китайскими эмоциями — улыбка на последнем пределе! «Опера Хаус» — спектакль балета, снова с Сашкой и Анечкой и возникшей из прожитого Викой Бережновой. («Все эти тряпки ничто перед тем, что ты имеешь!..») В антракте, когда опять же не по-нашему можно запросто усесться на пол, на ступеньки фойе, правда обтянутые мягким салатным ворсом, словно это очередная австралийская лужай­ ка, и говорить о своем, не реагируя на снующие мимо ноги зрителей. А совсем рядом, на уровне глаз, за витражом-стеной — поверхность бух­ ты, ночная феерия Харбор-бридж и берега напротив, отраженных в сиреневой и синей глади световыми столбами всех семи цветов радуги. Пожалуй, это и будет прощальный ее взгляд на Сидней. А сам балет? Хорошо, конечно, хотя опять — не по-нашему, скорее не балет, а акро­ батика; абсолютно красный (символ ревности) Отелло ломает в три погибели абсолютно белую Дездемону. Но все это пройдет для нее как бы в полтона, уже не проникая глубоко в сознание. Пересыщ^нность информацией или следствие «дорожного стресса»? Вот почему, как последняя точка в Сиднее, стал этот дом стариков, куда Сашка не хотел везти ее с самого начала: «Они не нашего круга...» По какому, собственно говоря, праву Сашка берет на себя решать, кого видеть ей, а кого не в-идеть в этом заграничном мире?! Он уже хо­ рошо сунул ее в машину с магнитофоном! Кстати, такой точно ящичек с кнопками присутствовал постоянно и у него на кухне, где они сидели всегда после ее «трудового» дня, об­ суждая, хохоча,'комментируя. Не получится больше у. них душевного разговора на кухне — это он^ знала совершенно точно. В результате — дом стариков, куда удрала она, созвонившись с ними сама и без его бла­ гословения! И оказался это очень, старый сиднейский дом (конец девятнадца­ того века), весь в Лепных, с амурами, потолках, но без современных удобств, в трещинах и облупленной штукатурке, но зато камин белого мрймора с прожилками! Никогда прежде и нигде не бывала она в таких домах. Старики снимали его у старухи-австралийки, у которой на ремонт ни денег, ни сил, ни намерений — все рушится! А другого, совре- .менного, снять не по деньгам! И она подумала: дальше такого жилья не продвинулись бы и ее родители, есііи бы приехали сюда после вой­ ны, не успели бы. Если до войны, тогда еще может быть... И дальшр этого узенького быта с ■вербочками и куличами, с «маджаном» по праздничным вечерам. А вообще, для чего еще ;^ить? Медленный спуск в небытие, исчезнут, и не вспомнит никто — чужаки. Вроде бы, единый конец, а где — какая разница? И все же есть в этом что-то — на своей земле... л Как она спала в этом доме, на кровати столь высокой, что прихо- ’ дилось вставать на цыпочки, забираясь на нее, в духоте закрытых мут