Сибирские огни, 1985, № 3

рем, а там внутри шло сплетение тен ей .— коры и земли, коричневой, в рыжих подпалинах — лес, как пятнистый олень, зелень темная и зе ­ лень, высвеченная косыми, сквозь кроны, лучами. Как бывает в собо­ рах — сквозь витражи. Туман исчезал, и купол просвечивал голубым. И еще было , состоя­ ние счастья, само по себе — от красоты Земли вне зависимости, кому принадлежит это — Ррссии иЛи Австралии. Возможно, так и должно быть в будущем человечества — общий «шарик» людей без границ и барьеров? Что же тогда понятие — родная земля? Планета? Или тот ка ­ мешек у порога, о который споткнулся ты, впервые шагнув из роди­ тельского дома? И никогда не уйти от этого... Гармонию мира нарушал Сашка. Он прыгал с полотенцем по сырой кромке песка и орал на расстоянии: «Вылезай, ты с ума сошла — так долго! У нас в таком холоде не купаются! Пошли завтракать. З а тобой скоро приедут!» И это все. Все доброе с Сашкой кончилось в этой бухте Робинзона. Сашка не был виноват, и она не виновата — так получилось. И хотя достанется им еще перед расставанием два-три вечера с «Опера-Хаус» и клубом «Мандарин», все будет уже не то. 6 ' Сиднейский вокзал, на конце Георг-стрит, возник слишком скоро по хЬду машины, чтобы она могла разглядеть его — плоский фасад, похожий на облицованную плитами насыпь, и слишком рано, чтобы они могли закончить с Сашкой разговор, который шел у них в машине. Вернее не разговор даже, а крик, в стиле их прежних молодых разно­ гласий, когда каждый мог говорить что думает, не. взирая на лица. И в этом был Сашка — весь прежний. Только он-то успел наговорить ей всего, пока они мчались в последний раз по Сиднею, замирая у свето­ форов и вливаясь в экспресс-вей, а она объяснить ничего не успела. Возник вокзал, и Анечка уже ждала их на тротуаре с плетеной прово­ лочной тележкой для чемоданов.- — Ты огрубела там, в своем Советском Союзе! Ты забыла, что такое дружба! Это мы здесь сплочены и верны прежнему, а вы раство­ рились там в большом народе и утратили тепло души! Разве я не прав? Неужели ты не могла сообразить, что последний вечер нам хотелось побыть с тобой дома, посидеть с мамой на кухне и почитать стихи! А тебя понесло к этим старикам, я тебе говорил, что этр такая даль, и ты сама оттуда не приедешь! Какая глупость — ночью на электричке и на такси! Тебя бы запросто затащили в ірашину и увезли черт-те куда! Может быть, и не убили бы; но унизили, а потом выбросили! Ты забы ­ ваешь, ты не у себя, в Советском Союзе! Мы же отвечаем за тебя все-таки! Сашка орал на нее, а ей не удавалЛ ь вставить слова, и как объяснить было, что все эти. дикие две недели в Сиднее, когда ее возили, кормили и задаривали всем, что по их мнению было необходимо ей у себя в Сибиргі, она испытывала тяжкий груз благодарности, и словно разрывало ее изнутри это унижающее чувство неравноценности — когда-либо ответить им тем же, и ощущение обузы своей в доме, где наутро нужно хозяевам ехать на работу. И кто, как не сам Сашка, (шставил ей расписание и вывозил в свет, как английскую королеву! Даже специальный блокнот для этой цели лежал у него дома подле- телефона! Сегодня ты едешь к Аверьяновым. Завтра, прямо из Сити, тебя забирает на два дня Юлька! Нет, она к вам не поедет! У нее уже все, до последнего дня, расписано!— отвечал он категорично на звонки знакомых и желаю/ щих. И еще:— Тебе нечего там делать. Это не нашего круга... Как растолковать было ему, что те «старики», за которых он на нее