Сибирские огни, 1985, № 3

Все в нем было легко и искристо, дни и ночи как в ясном вені^е. Это молодость ясно и чисто отражаі^ась на юном лиі^е. Чтоі* за имя!— вы спросите. Что там нам теперь говорить о былом... Перед птиі^ами должен кто-то воздух вспарывать острым крылолг. Реалист, я не в грезах витаю, но видением прежним томим. Ведь поэт — он всегда перед стаей, и на нем всіоду сходится клин. Да и как может быть-то иначе, если ветер над миром ревет, если сызнова тает и плачет обжигаюіцей ярости лед. Если небо пустынно, а слово тает, будто упавший град... Но уверена стая. Ведь снова крылья мощные в клине шумяті П еревел Геннадий ПР АШК Е В ИЧ * * * А крестьянин садит картошку возле страшных и мощных систем нападения и обороны, возле радаров с поднятыми вверх решетами антенн, возле остроконечных ракет, возле холмов, под которыми спят самые быстрые осы в мире. Он садит картошку, поглядывая тайком на бедра девушки, погрузившей руки в сладкое чрево земли, влажной, распаханной земли, которая Всему в этом мире дает жизнь и принимает в себя все бренные останки. Он садит картошку, как садИли столетия тому назад, ' во ьфвьил Первой и Второй мировых, во время поражений и побед, ом садит всем необходимую картошку. Зеленый и страстный ветер поглаживает его волосы, пшеничные и мягкие. Спокойные его глаза, отразив два маленьких <;нних кружочка неба, следят за девушкой, которая тоже садит в землю картошку. Видит ли он решета,, лроі^еживающие облачное молоко, видит ли он карандаши ракет, готовые начертать на камне дату последнего года его жизни! И, видя это, может ли он делать что-то другое! Например, не садит)> картошку, не і^ладить ее мозолистыми руками! Льет дождь. Дожди рождены, чтобы лить. Огромное сояице рождено, чтобы светить. А крестьянин рожден садить картошку, вопреки всему, во что бы то ни стало!