Сибирские огни, 1985, № 3

никогда и ничего — до конца жизни — с Сашкой и Анечкой... И потому не нужно бы им сейчас никакой душевной размягченности. Но уж слишком теплым и вкрадчивым был канберрский ночной час! Нечто от сказки «Спящая красавица» являла собой К'анберра- Центральная, застывшая в движении, вплоть до понедельника,' когда все опять должно зашевелиться — почти живые позы манекенов за плоскостями витрин,' приостановленный поток тканей и даже неизбеж­ ный мусор торгового дня в урнах и на обочинах тротуаров, неубранный еще, но который непременно уберут к утру. А сейчас только полутем­ ное пространство, в полосах света от проемов круговой аркады, где нешумно движется посторонняя этому городу толпа. И сразу льдистый отблеск, плитчатый квадрат «Гражданского сквера», площадь как большая зала; стены которой — два взаимно повторенных в архитектуре корпуса, замкнутых в контуре и в прямых линиях, черноребристых и оранжевых от освещения, и фонтан промеж них, соответственно — как язык рыжего пламени. Контрастом или ско­ рее — единственным обитателем этой светотеневой пустоты стоит на краю площади, почти на земле, без постамента, словно вырастая из низкой чаши, вытянутая женщина с крыльями из серо-зеленого камня. В поднятых руках — не факел, как у знаменитой Свободы, а нечто — то ли цветок, то ли шестеренка. Греческий узел волос на затылке и упрямый наклон красивой головы. Этос, оказывается — нечто мифоло­ гическое. В данном случае олицетворяет дух единения и верности на­ ции — австралийской (так объяснили ей). Вот мы и добрались до сердца твоего, Австралия! И прощай одновременно, потому что не до­ ступно ей — не разобраться, что вершится здесь, осененное крыльями Этоса, и чья рука подпирает тебя надежнее — Лондона или Вашингто­ на? Потому что — что ты сама по себе: пока еще мирный материк’ в этом насыщенном атомом мире? В «Мемориал Вар», или военный Мемориал, Сашка повел их с утра пораньше. Чуть повыше воды и чуть пониже горы, кудрявой и покатозеленой у подошвы, размещалось здание, круглоголовое, наповднившее ей сфинк- ' са желтоватым и розовым песчаником и конфигурацией: назад вытянут корпус-спина, вперед вытянуты лапы-галереи, зажавшие внутренний дворик, где зеркальце бассейна и белый кубик мрамора в красных жи ­ вых цветах — памятник павшим... За что, собственно говоря, павших? Разве Австралия имела за свое ' существование хоть одну собственную войну, разве посягал кто-либо на ее землю и свободу? Нет, но не было, оказывается, военной кампании Англии или А-мерики, где бы не клали свои головы австралийские парни за чужие дела и из солидарности! И в этом тройственном союзе австра­ лийский солдат считается лучшим по стойкости и выносливости. Еще бы^— прирожденные пастухи-погонщики, стригали, земледельцы', круг­ лый год, в жару и дождь к пескам и зарослям привыкшие, с чего бы им быть «слабачками»?! Да и зачем Британии губить собственных парней, когда есть в прошлом подчиненная, а потом дружественная Австралия?’ Пройдя по прохладным и комфортабельным залам , вы убедитесь по батальным полотнам, ^сколько же было этих чужих боев, в брызгах и пене тонущих кораблей, самолетов, горящих свечкой над развалом окопов... И сколько экспонатов — от старых пушечек первой мировой до бомбардировщиков второго фронта Европы, и сколько ’ униформ всех эпох — кепи и касок, тропических шлемов: Судан (1885 г.). Южная Африка война с бурами (1899—1902 гг.), даже Боксерское восстание в знакомом Китае (надо ж е !— девятисотые годы), а еще — Корея, а еще Вьетнам, когда уже давно кончилась победой вторая мировая 'война, австралийские парни продолжали умирать ни за что, ни про что в джунглях, прикрывая собой «тихих американцев». . Жутковато смотрится диорама: лагерь военнопленных, война с японцами в Малайзии. В бараках из бамбука, без воды и еды, лежат и сидят в бессилии тела в лохмотьях — так было!— уцелевшие после 54