Сибирские огни, 1985, № 3

и поскольку он сам внешне не проявлял к ней заинтересованности даже в пределах гостеприимства, чтобы не -молчать, она. вынуждена была задавать ему вопросы', в порядке интервью. — Скажите, почему вы выбрали это поприще? (Конечно, довольно странно для такого молодого и интересного мужчины!). Оказалось, «в наш жестокий век людй лишены радости, и душев­ ное безверие подрывает в людях опору». И он понял: его задача — дать людям веру в душевную радость! Все правильно, может быть, у них там, в мире вещей и бизнеса, если ничего больше своего — своей земли, и даже дети не понимают-свой родной язык, может быть, там церковь и есть единственный оплот духовности? И последнее для русской души прибежище? И можно понять их и только испытать к ним сожаление. Но тогда при чем тут суматоха и вражда принадлежности по епархиям? И полное отсутствие святости в этом представителе божьем на земле? С его электронно-стереоаппаратурой? Не так что-то... — Если вы хотите отдохнуть от мирской суеты, приезжайте к нам, к службе. Постоите, помолитесь. У себя там вы лишены этого... Вот куда, кажется, идут концы его «пищи, духовной» и чего лишены якобы люди в Советской России! И не еще ли одна это ниточка к цент­ ру НТС только уже не через газетку «Единение», а через церковь? Вступать в дискуссию было бессмысленно, тем более что не за пришла она в этот дом, и тем более что уже мотор зарычал под окнами, и КТО-ТО входил и здоровался внизу с хозяйкой — английскими слова­ ми, но с явно русской интонацией... К разговору о священнике можно добавить только: прощаясь в ма­ шине, когда он подвозил ее, как договорились, домой к Сашке и Анечку в конце дня, он оставил ей номер журнала «Континент», издаваемый на русском языке на западе («Почитаьчте, вам должно быть интересно»), и книжицу в мягкой суперобложке. Отказаться и не взять показалось ей неучтивым. Й она взяла. Раскрыла дома, на сон грядущий, из лю­ бопытства. И таким страшным и затхлым бытом дохнуло на нее: «ком­ муналка» с пьяными и нищенскими буднями, беззаконие к людям со стороны властей и бессердечность корыстолюбия, даже родных по кро­ ви, волчий мир и безвыходность. Такое не могло быть списано с натуры, потому что не существовало, просто не могло существовать в ее стране, где все построено на иных, противоположных принципах! Й она готова подтвердить это под присягой, потому что сама видела воочию «мир коммуналок», сразу после целины, когда жила уже с родителями и с Сер­ геем в городеі и ходила в райисполком «пробивать» собственную кварти­ ру. й хотя трудное было еще время, послевоенное, и многого не хватало на всех — метров жилья, в частности, и в очередях пришлось постоять, как и всем окружающим, несмотря на все это, именно те первые годы с неустройством своим, остались в ее памяти под знаком душевной сердечности людей совсем посторонних, й какой-то веселостью жизни и доброжелательности, в особенности к ним — приезжим, йм шли на­ встречу и обещали, и помогали. А потом началось время, когда город на ее глазах стал бурно строиться, сбрасывая, как щепки, бревенчатые почерневшие домики Каменки и Чернышевского спуска, дощатые бараки на Западном за «Сйбсельмашем». Бульдозеры сгребали в кучи то, что оставалось,— землю, гнилушки и кирпичный печной лом, в кузова грузовиков сноси­ ли прежние пожитки — неуклюжие шифоньеры, панцирные койки и ков­ рики с лебедями, и все это ехало во временную жизнь, на новую квартиру очередного какого-нибудь Затулинского жилмассива, чтобы вскоре уйти в небытие, потому что не приживались вещи прежних «коммуналок». Она снова видела это своими глазами, поскольку те­ перь уже от своей «фирмы» была в месткомовской жилищной комиссии и занималась актами обследования и распределения... Гулкость полу­ пустых еще комнат, где полы затоптаны снегом и с распахнутых в таю> щий март окон отмываются брызги строительных, растворов! Новоселья с плясками на общих лестничных .площадках и на асфальтовых пятач