Сибирские огни, 1985, № 3

дут передохнуть на бревнышки перед пристанью, где причален «корабль каторжников». А Ник с Питом пойдут кататься сначала на быках — в фургоне переселенцев, потом просто с горки, напротив лобного места, где как раз происходила экзекуция. И когда она увидела их издали — двух мужчин, большого и'маленького, оживленно-единодушных в этом «своем», она подумала еще раз: во всяком случае, защитников Руси от Чингизхана и всего русского для Пита уже не существует... Что говорить о Чингизхане, если собственную историю австралий­ ские дети проходят в школе на выбор, в зависимости от будущей спе­ циализации! Зачем зря загружать голову! И она не знает, как это все соотнести теперь в своем сознании? Жалеть Юльку вода, уходящая в песок. Или по-женски — завидо­ вать ей? Потому что в тот вечер, в Юлькином доме, в размягчающем тепле чужой семьи, и вопреки всему правильному, что думала она о Юльке л Юлькиных детях, исподволь начнет проявляться в ней нечто, чего она сама о себе не знала. Она всегда, по существу, хотела иметь Дом. Пусть не такой кра­ сивый, но достаточно теплый от присутствия своего-человека. И вся ее ж и з н ь - - метание по командировкам, люди, дела, города, если быть честной,— от пустоты, когда нет такого дома. Вернее, это взаимосвяза­ но — одно исключает другое. Правда, чтотто такое, краткое, было у н е е . в том сборно-щитовом доме на гриве, на краю села, и в начале степи, когда она ждала своего Сергея-Сережку из снежной кипени бурана. Что-то было такое, а по 70 м рухнуло и поползло под откос, как его в сугроб завалившийся трактор... От неумения или от непонимания? От того, что она сделала свой выбор между Домом и Делом. И^дальнейшая ее жизнь состояла из возвращений к Ребенку в тоже теплый, но родительский дом. А своего не было. И уже не будет, по-видимому! Правда, есть у нее сейчас -общий с Ребенком дом,—^ весь оклеенный картинками девчонок и перепутанный проводами и лентами магнитофона, в котором оба они как бы временно существуют, еще привязанные нутром, но уже досаждая друг другу, в ожидании, что вот-вот это закончится — он женится и уйдет. И довольно скоро, потому что уже стоит на примете та, которой она должна привезти, по его заказу, голубые джинсы и прочую импортную мишуру. И тогда она останется одна. По каким-то неуловимым связям с этим, своим, не очень радостным, но глубоко и постоянно упрятанным, именно в тот вечер, в Юлькином доме она подумала, что вот завершится ее пробег по Сиднею и , неиз­ бежно, с возвращением в Брисбен, наступит то, ч то . она отогнала от себя на время поездки,— разговор с Андреем. И нужно будет сказать ему то, что она не решилась (или пожалела его) сказать сразу. Или она сама еще не знает — что сказать? И все это кружение по Австра­ лии и все размышления, «как и почему могут жить здесь они?» имеют иной, скрытый подтекст: «Могла бы жить здесь она?» ...И еще штрих в групповом портрете — Человек из Сузуна. Есть такой райцентр в Новосибирской области — давнишняя ее командиров­ ка, строительство дороги Черепанове — Сузун. Сузунский бор... Сосны, прямые, янтарно-просвеченные солнцем на заре и на закате, и цвета смуглого загара в полдень, когда солнце в зените. Густой смолистый настой воздуха в зеленой тени, под сенью разлапистой хвои, и даже на станции, когда сходишь на сыроватый ночной перрон с новосибирского поезда. Запах бора... Поселок бревенчатый (каким он был тогда), как древнее городи­ ще серовато-серебряных оттенков старого дерева, на желто-песчаном срезе берега речки Сузунки. Вот чем запомнился он ей тогда. Неповто