Сибирские огни, 1985, № 3

их дремота,— никогда такого прежде не бывалоі Она спросила напря­ мик одного из них, где они это гуляли, и Алик Агафонов сказал при всеобщим молчании с нагловатой значительностью: разве -она не знает, вчера была свадьба Руденко. (Почему Алик, она понимает,— было дело, съездила ему по физиономии.) Маша не смогла больше оставаться в аудитории — одна среди по­ лутора десятков парней, все знавших об этой свадьбе и скрывших от нее из жалости, может быть, или из злорадства. А прежде она просто их не ощущала — только Славка! И тогда она выбежала и вызвала Лельку. Самое страшное во всем этом то, что он смог! Днем быть таким любящим, когда на вечер, на определенный час,, уже были заказаны машины; черные, свадебные, и цветы — белые продолговатые лилии для невесты. Наглаженный торжественный костюм ждал его дома, что­ бы облачиться, и ехать в церковь, и стоять там на паперти с глуповато­ напыщенным видом (как всегда у женихов почему-то), и ждать, когда та выйдет из машины — кажущаяся чуть повыше и стройнее, чем обычно, в строгом белом наряде с опущенной на глаза короткой фатой — от че­ го становится загадочным ординарное и не очень красивое ее лицо... Где сейчас та девочка? Да здесь, в Сиднее! Замужем за украинцем из Европы («Как вы называете их — «бендеровцы», кажется?») и совсем выпала из круга «инженеры и жены инженеров» — своя компания, и он не. видит ее. Сыновьям он дал все, что положено,— один кончает уни­ верситет, такой же здоровый, уже австралиец, в отца, другой женат, работает в Новой Зеландии. А жить они все равно, лаже здесь, не смогли. ' И странно, впервые теперь, в том крохотном парке, смотрит она на него, тогдашнего, иными глазами. Ну сколько ему тогда было на четвер­ том курсе — двадцать два от силы, даже младше, чем ее теперешний ребенок — Димка. Можно ли требовать в этом возрасте, в том мире с крепко заложенным взглядом: ценность — семья, даже если это нелюби­ мая девочка под фатой, и порочное — все то, что вне брака, и вообще не имеет значения — каждый «мужчина проходит через это по молодости, можно ли было требовать от него верного выхода из довлеющих обстоя­ тельств? Или в такие мгновения способностью предать и определяется человек? А если самому ему было плохо и гадко в тот день свадьбы? Никто не скажет теперь. Четыре года оставалось еще до того, когда рух­ нут в одну пасхальную ночь все родительские каноны, затрещат по швам, как кораблики, семьи — поступай как хочешь! И кто знает, не предай он свою любовь,— быть ему, вместе с Машей, в эшелоне, идущем на Целину. А там, как следствие, могли быть тоже мощные гидросооружения, толь­ к о— БратОк, Дивногорск. Или тот же БАМ, где сейчас Маша. Совсем иное бытие и, следовательно,— сознание. От каких, оказывается, непри­ метных поворотов зависит судьба человеческая! И если бы, правда, стоял перед каждым камень при дороге—^«направо пойдешь — себя поте­ ряешь»!.. — Ты обещал свозить меня на обрыв? — Сейчас будет тебе обрыв — что надо! А потом на Кинг-кросс! На мой взгляд, это позанимательней! Толстые, квадратные в обхвате брусья барьера ограждали простран­ ство по кромке земли и воздуха. «Чтоб не кончали с жизнью влюблен­ ные»,— сказал Славка. Шутка? Или доля здешней действительности? Жуткой до перехвата дыхания была черно-синяя пустота под ногами, где глухо ворочалась кипящая прорва воды. Непроницаемая, как чернила, тугими валами перекатывалась через обрушенные глыбы, ноздреватые и слоистые, как все побережье. И сам обрыв, желто-коричневый, напором воды выщербленный, в выступах и изваяниях, словно портал собора, верхней своей плитой, карнизом висел в вышине, и что там творится у основания‘его в преисподней,' разглядеть невозможно. Только грохот и белые ошметки пены, отлетающие с силой назад и ввысь... («Когда шторм, здесь невозможно стоять — сметет!») И океан, который она виг дела впервые под таким углом высоты, был не тот здесь — блещущий на Голд Косте и фиордами незажатый. Под пасмурным, почти сиреневым 34