Сибирские огни, 1985, № 3

го оффиса на Георг-стрит, ощущение, сродни страху и брезгливости одновременно, охватит ее, как бывает, когда заденешь •рукой ненароком вместо грибной шляпки в траве скользкую спину лесного гада. И как же это могло померещиться ей в том зале, что , она своя —. среди своих!? Но долго этому ощущению не быть, потому что Сашка — весь . за ­ нятой и преуспевающий Сашка, деловой походкой уже спешит к ней по окончанию служебного дня. Она видит его издалека, как он перехо­ дит по «зебре» кривую улочку (и замершее' в жадном ожидании скопи­ ще машин, выстроившись, ждет, пока он перейдет), чтобы снова везти ее куда-нибудь и кружить. Карусель продолжается! — Я покажу тебе то, <гго ты еще видела,— Сидней-порт. Сегодня воскресенье, и там пусто, но все равно тебе должно быть интересно. Огромная, стального цвета машина Руденко идет ровно и мощно, и все в облике ее — добротность и кожаная солидность сидений, весь встроенный комфорт, вплоть до бара, изобличает сущность хозяина ее, мужчины. Лежат на руле руки, крепкие, чуть поросшие рыжеватым волосом, свободные от коротких рукавов спортивной вязанки, крупная шея выда­ ется из.расстегнутого на молнии ворота — возмужал Славка, ничего не скажешь! Плотно упираются в машинные рычаги ноги, выше колен открытые воздуху, согласно климату и моде — несомненно, прочно стоит на ногах этот человек, которого она хорошо знала мо­ лодым и совсем не знает теперь... Или то, что заложено в нас,— неиз­ менно? И кто чем станет, можно увидеть заранее — только приглядеться хорошенько? Шуршит вполголоса в машине мелодия — русская народная. («Ты знаешь, я люблю это. И у меня неплохое собрание кассет»), И все-таки, не вяжутся между собой «Коробейники» и то, что плывет мимо,— все серое. Причалы и стены без окон (склады) в заклепках, словно борта дредноутов. И подъездные пути, вдавленные в асфальт. И все выметено, почти под пылесос — ни мусоринки, ни ящика. И ни души, естествен­ но,— день нерабочий! Только черно-полосатая труба океанского судна, что торчит рядом за рифлеными крышами, подтверждает, что это — порт и море... Сколько портов она видела на своем веку, начиная с того давнего, Дальнинского, куда они ездили с девчонками на преддипломную прак­ тику в пятьдесят 'первом? И тогда был у моря город странной судьбы, построенный русскими, отданный японцам при падении Порт-Артура и снова русскими восстанавливаемый — для Народного Китая... Цвелй в причудливых японских парках глицинии — сиреневым дымком на гнутых «тизнах стволов. Зелеными горбами обступали рейд воспетые сопки Маньчжурии. Трава шелестела в бурых проломах форта Кондратенко, сохраненного японцами, как мемориал победы и поражения. И- по-брат­ ски лежали на военном кладбище под каменным мозаичным крестом и под звездными обелисками русские солдаты двух эпох боев за город. И был порт — Дальний, весь сверкающий синевой Тихого океана. Катер, беленький в солнечных брызгах, вез их через залив по утрам на практику в Ганьчиндзы, где самая передовая, самая совершенная по тем временам угольная эстакада! Совсем молоденький белобрысёнький командированный инженер в белом служебном кителе и еще, по тем временам, с погонами водил их, девчонок из Политехнического, по ажур­ ным пролетам и объяснял, как работается сейчас в порту совместно совет­ ским и китайским специалистам! И как все прекрасно было в ту прак­ тику и то начало лета, потому что это было преддверием дела, ради которого она жила и училась — приносить пользу Родине! Правда, в начале здесь, в Народном Китае... И все кипело и двигалось в том Даль- 30