Сибирские огни, 1985, № 3

в зале «Русского клуба» пахло духами и тем необъяснимым душ­ новатым запахом мягкой мебели и натертых полов, что присущ зам ­ кнутым театральным зданиям. И было почти темно после неяркого, с дождичком, дня и после короткой, ослепительно красной ковровой лестницы в вестибюле, по которой они подымались, расписывались в чем-то типа книги и клали на стол доллары, видимо — пай за свое участие в сегодняшнем. Интимность заш’горенных окон и настенных плафонов. Тяжелыми складками падал в провале сцены коричневато-вишневый бархатный занавес, и вверху, под потолком, там, где од завершался бахромой и фестонами, висел двуглавый орел. Тот самый — Российской империи, со скипетром и державой в когтистых пальцах, с головами, разверну­ тыми в разные стороны, совсем как некогда в городе Харбине до сорок пятого года! А она-то думала, что это мертвс— окончательно и повсе­ местно!.. — Стань сюда, я тебя сфотографирую,— толкал ее к сцене под ор- •лом Сашка. — Прекрати! Ты понимаешь, что предлагаешь? Сашка хохотал и, по-видимому, не понимал. Длинные столы, белоснежно-крахмальные, стояли вдоль желтых от лака Панелей стен, голубыми парусами топорщились на столах сал­ фетки и Стреловидные листья папоротника в вазах (настоящие или пластмассовые — ей пощупать не удалось), оранжевым и прозрачным пузырились напитки в стаканах с соломинками. И это был уже не тот вчерашний, по-домашнему простецкий стол, только пирожки были те же, правда приготовленные на высшем кулинарном уровне. И они ели их по все^і правилам этикета, разрезая и на вилку беря небольшими ку­ сочками. Пирожок с мясом — в некотором роде как символ потерянной России. Оригинально! Сашка усадил ее за стол между девочкой с ее факультета и Слав­ кой Руденко, и покатился странный не то обед, не то ужин в полумраке, причем продолжался'процесс узнавания, что начался утром еще в церк­ ви, словно расшифровка лиц, сначала ближайших к ней, а потом с дальних столов, где сидело,старшее поколение политехников. Старич­ ки-сокурсники ее отца в двадцатых годах стали подходить к ней, пото- ■му что она — дочь Константина Григорьевича, и даже по-старомодному целовали руку. На авансцене шлц речи и воспоминания, а рядом свои ребята — так много и все сразу, и так давно она их не видела, даже вообще за ­ была о некоторых, что они есть на земле! А там, у себя дома, не было случая за эти годы, чтобы она вот так оказалась в праздничном кругу своих, с юности. Все они рассеяны по большой стране. Дети, друзья и дела. И потребности, верней, насущной необходимости собраться вместе почему-то не возникало. Атмосфера сердечности и радостного удивления от встречи с ней, расспросов и даже объятий создавала ту особенную приподнятость ду­ ши, при которой как бы стираются грани реальности. Тушевались в те­ ни на стенах портреты, королевы Елизаветы и последнего русского императора, и она как-то забыла о них, и зал этот, скользкий от парке­ та, с золотым отливом занавеса и панелями светлого дерева, совместил­ ся своими точками неуловимо с тем белым институтским залом, по которому она неслась некогда в вальсе с Сашкой, и лица вокруг были те же — лица друзей... И когда Сашка вдруг «выкинул штуку» и объявил: «Слово имеет наша гостья из Союза, коллега Елена Савчук»,— она, не задумываясь и с легким сердцем, полетела на тонких каблучках в облаке палевого платья, в подсвет рампы — к микрофону... Итак, был белый институтский зал и был май пятидесятого года. Вернее, та середина мая, когда праздник уже отошдл, но город еще светился не снятыми флагами, подсвеченными косыми лучами прожек- 23