Сибирские огни, 1985, № 3
здало ощущение защищенности своей с ним рядом — то, что всегда есть, когда мы дома, только мы этого не замечаем, и то, чего остро не достает нам на чужой земле... Потом консул поднялся в один миг, словно застегнулся на все пу говицы, видимо, стал самим собой, и уехал. Они провожали его машину в черноте пустынного дворика. А назавтра, с утра, завертелись сборы в «Русский клуб». Сашка, поскольку он «вывозил ее в свет» на свою ответственность, принял в этом самое бурное участие. — Это платье тебе купили тетки к пасхе у «Малуфа»? Пойдет. И туфли тоже. А голова не подходит. Что у тебя за прическа — словно корова языком прилизала! У нас так не носят. Ты не хочешь в парик махерскую? Тебе Анчик сама сделает! (Анечка опять не ехала в связи с нездоровьем, но нарядом ее занялась капитально). В результате она впорхнула в Сашкину машину на тонких каб лучках в чем-то воздушном из полиэстера палевых оттенков. Й головой боялась пошевелить, потому что взамен обычных вольных прядей громоздилось там нечто, заграничным лаком зафиксированное. , Весь элегантный, песочного цвета, Сашка гнал машину и чертыхал ся на светофорах, потому что они, конечно, опаздывали в собор к обедне. Само по себе Сашку это вовсе не волновало (похоже, обедня эта нужна ему так же, как и ей!), но хотя бы к молебну по случаю основания института — это необходимо: там все будут! Проскочил кусок вчерашнего пути, чуть в сторону, и вот он — собор, русская церковь, крестом и круглым куполом нелогично как-то взгромоздившаяся над плоскими иностранными домиками. Обедня кончилась. Прихожане растекались — кто за рулем, им на встречу, кто пешком по асфальту, обочины — на электричку. И опять, в пешеходной пустоте улицы, даже на расстоянии можно было сказать безошибочно, что это — русские. Насколько же сильные свойства вло жила в нас природа, если, десятилетия находясь в инородной среде, мы не сливаемся с ней, не теряем каких-то исконно русских черт. Но это мы, но не дети наши. Потому.что ничего русского уже не ощутишь в Верином Димочке. А дети Юльки? Подымаясь на высокое соборное крыльцо, она подумала: когда же она была в церкви, просто в церкви, во время службы, а не с осмот-. ром русской старины, как в соборах Кремля? Пожалуй, где-то в семи десятых. После солнечно раскаленного двора Троицко-Сергиевской л ав ры Загорска, где среди расписных, как праздничный пряник, хором толклись на дорожках голуби и интуристы, крикливо щелкающие фо токамерами, колоритный табор старушек со всей страны сидел на травке вокруг ярко-годубой часовенки со* святой водой и завтракал, развернув на коленях чистые платочки,, как у себя в поле. После влаж ных, тяжеловесных крепостных стен, башнями и бойницами своими помнящих осаду Лавры поляками Самозванца и молодого Петра, при скакавшего к ним ночью, под охрану, от родной сестры Софьи, — после всей этой древности и современности, сконцентрировавшейся в мозгу за день, ей захотелось просто тихо постоять где-нибудь в помещении и передохнуть. Свет и пение шли из какой-то церквушки, и расписывал ее вроде бы Рублев, и она вошла, и остановилась у стены, как хотела, под покатым каменным сводом, густо коричневым и золотым от старых фресок. Шла служба, далеко где-то, в дрожащей от свечей полутьме не очень внятно возглашал священник, толпа старушек колебалась, как пшеница на ветру, от крестных знамений. Давно, еще в юности, отринула она от себя религию, которой не могло быть места в передовом и со- знательном_ советском человеке. Но тогда, отходя от зноя и от сырости, в душистом от ладана свечном тепле и никому не видная в отключен ной от нее толпе, она впервые как-то по-новому осознала это — как связь времен. Потому что те самые, бессмысленные теперь для нас
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2