Сибирские огни, 1985, № 3

ломить себя, человека, который мог стать всем в жизни, и пошли на компромисс в сложную минуту пустоты и неустроенности... Только одна это сделала на целине, потому что показалось ей, что она вправе опе­ реться на сильного человека, даже не любя его, другая это сделала на океанском пароходе, долго и нудно идущем в раскаленном мареве через экватор, с трюмной духотой третьего класса для льготных пас­ сажиров... Только человек тот не был сильнее ее. Просто ей показалось, что вдвоем будет легче пробиваться в Австралии... Впрочем, за компро­ мисс платить приходится рано или поздно. Одна из женщин, сидящих сейчас на скамейке в Ботани-гарден, уже поняла это. А другая? Ока­ залось, и этого, женского, касаться сейчас непозволительно, чтобы не причинить лишнюю боль ненароком. Что же остается им тогда? «Ты помнишь?»— такое давнее, что уже нереальное: «Коридор упирался в окно влюбленных...» ...Это было совсем обыкновенное окно, и не очень хорошо промы­ тое из-за своей высоты, и выходило оно всего-навсего на чужую веран- ^ ду соседнего казенного дома, где всегда болталось на веревке что- нибудь бытовое, вроде плетенок из лука в начале осенних семестров или стираных наволочек по весне, перед пасхой... Но у окна бЪіл подоконник — цельная мраморная плита, и если захватить его своевременно, опередив другие институтские влюбленные пары, всю маленькую, а то и большую переменку можно сидеть на нем как на ступени «лестницы к счастью» (так что ноги далеко не достают до пола, а весь «транспортный» нижний коридор, снующий студенче­ ским народом, виден с высоты) и говорить или молчать, согласно ста­ дии влюбленности. Ленька (Леонид) прй своей активной натуре в захвате подоконника часто оказывался победителем: только еще звенел звонок, а его чернобровая удалая физиономия в голубой фуражке на­ бекрень уже дежурила за стеклянной дверью аудитории. А познакомил с ,;іенькой старый друг Славик Руденко. Он привел его в их коридор на первом курсе: «Посмотри, какие славные девочки пришли к нам из второй школы!» А далее все полетело по расписанию, как у Наташи Ростовой,— первый бал — первый вальс, только вместо белого платья — пышные рукава блузки из трофейного японского парашютного щелка, а степень чувств можно ли соизмерить, если, только что мимо прошла и крылом не задела война, все мы молоды, живы и учимся, а что будет д а л ьш е_ позаботится о нас Родина! И вечеринки в ту первую зиму при масля­ ных коптилках на квартире у кого-нибудь. Когда, вытесненные на кухню, спят за стеной, как попало, родители, а в единственной натоп­ ленной комнате давно охрипла виктрола (патефон, по новейшей тер­ минологии), а домой идти нельзя до утра, поскольку — комендантский час, и оттуда — прямо на лекции! И все сидят, пока не рассветет, на одном старомодном диване и дремлют, целомудренно прислонившись плечом к любимому — и рука в.руке, и .висок к виску, и Вера... Ах, Ѵіенька! Почему это парни твоего неуемного нрава зачастую' рубят дерево не по плечу — любят девчонок красивых и строгих, в твою ко- ^ чевую судьбу невписуемых? И куда испарилась радость техпервого второго и даже третьего курсов, корда ветки сирени нависали над ва­ ми через штакетник гондатьевского палисадника, а река Модяговка такая неприглядно-сточная днем, светилась для вас под луной • поч . брусчатым мостом, равноценно каналу в Венеции, и градирни электро­ станции курились над вами паром, как Везувий? Подоконник влюблен­ ных стал свидетелем ваших споров и ссор, когда пришло время решать как быть дальше? На две половинки раскалывался странный город Харбин: кто куда едет — налево или направо? И /может быть, права мама — не такой тебе был нужен муж, поскольку мог Ленька петь са- мозабвенно в мужской компании: «Эх, тумба, тумба, тумба — Харбин- ' «К р ы м с к и й» — китаец-лавочник, хозяин дощатого ларька на углу около ин­ ститута, «кормилец» не всегда кредитоспособных студентов. ^ 18