Сибирские огни, 1985, № 3
Очень приятный тнаин биганический парк, как остров В движу щемся городе, куда хорошо, наверное, просто прийти с кн иж к ой ' поразмышлять, и они с Верой сидели, словно выбравшиеся на сушѵ и отходили от; суеты.... Австралия, Австралия, прошлая и сегодняшняя, весь день сплетала их с ьерои и не давала вспомнить себя прежними, чтббы вернуться в их обшее: «Ты помнишь?»— «А ты помнишь?»— как бывает на встречах одноклассников. Не получилось такого. Просто как бы заново они при выкали друг к дружке за день, словно пригрелись плечами в машине вернее — сердцем пригрелись, не говоря и не спрашивая, что было’ потому что, наверное, почти невозможно это — так сразу рассказать и понять, чем жилось, при таком резком различии судеб... Да и мыслимо ли вложить в этот час на скамейке в Ботани-гарден все, что стал (5 неотделимым от нее, начиная с той последней их встречи в городе Харбине весной пятьдесят четвертого, за месяц до отъезда’ ...Она бежала по большому проспекту в свой Комитет — она рабо тала тогда в комиссии по отъезжающим и была вся усталая и замотан ная этими тысячами бумаг и анкет, которые нужно было проверять и упаковывать в конверты для пересылки в Генконсульство. А Вера просто шла от Чурина в свою китайскую строительную контору и несла купленный пакетик с шоколадом (появился тогда в продаже такой кругленький, как монетки, в краснрй обертке, и они все бегали покупали его с получек). Н никуда Вера не ехала — пока и это уже было равносильно пропасти между ними и исключало всякие раз говоры... И все же они перекинулись последним; «Едешь?»— «Не ” разлетелись, как посторонние. Май был в Харбине, пыльный и мягкии, с зацветающей черемухой, только ничего этого не ощущалось в тот год перелома... ‘маымааіиѵ.о дальше — эшелон шел через границу, красный плакат «По призыву Родины — на Целину!» трепыхался на борту красной теплуш ки, зеленые покатые увалы Забайкалья, которые только что еще были Маньчжурией и уже становились Родиной, под низенькой травкой надвигались, надвигались медленно, потому что эшелон сбавил ско рость, и пограничники в защитного цвета фуражках стояли у края по лотна и спокойно провожали их глазами, словно ничего такого осо бенного не происходило. А один даже чистил сапоги, поставив ногу на край дощатой лавочки перед будкой. А у нее комок подкатывм к горлу и слезы закипали в глазах, и было такое состояние восторга что почти граничит с отчаянием! Ничего подобного и выше этого не испытает она никогда больше впоследствии, и спустя годы о г л я н у в ш и с ь однажды в пережитое, ска-жет себе беспристрастно: да, самое чистое и значительное, что дала ей судьба,— переезд границы ° горизонту желтыс зерна, похолодевшего к поверхности, но излучавшего тепло изнутри, такая одинокая в ® сжавшаяся от этой огромной пустоты пространства окрест и волков, вполне реально бродящих по краям большие с^гаки, и с красными глазами которым, прайда, до нее не было дела, но все же. . Сжавшаяся от а ” ™^0РУ«5 (только теперь она поняла воочию) она никогда больше не увидит, что равносильно смерти, если только приедут сюда со следующей группой на целину ^ ~ 3 Австралию! «Мама, ші'- мочка, ну, пожалуйста, приезжай!»— плачет . она и говорит вслух в темноту, не боясь, что кто-либо услышит и осмеет ее, потому/что некого нет рядом в радиусе десяти километров. Только там, где светятся в сте- ' пи созвездия_комбайнов, тянет сцеп своим трактором неразгаданный еще парень Сережка, который станет впоследствии ее мужем... Только ^ полевьім колеям очередная машина с хлебом, ко торую ведет посрлыи шофер Гриша, именно эту машину ждет она на току и не спит, потому что это ее долг весовщика — принять зерно и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2