Сибирские огни, 1985, № 3

и теперь уж е поездка на родину не вызы­ вает у него той, прежней, щемящей печали: «Иду тропой. Не думаю о том, что довелось изведать в лихолетье, как будто я листаю светлый том. где со страниц глядят с улыб­ кой дети». Теперь, когда главное найдено, даж е смерть не страшит лирического героя. Ведь краткость нашего бытия заставляет с осо­ бой остротой ощущать его прелесть: у нас для молчания — Целая вечность. А вот для любви —• Лишь частица ее. Поэтому особенно внимательно и бережно должны мы относиться друг к другу. Сти­ хотворением «Памяти поэта» Иван Полунин призывает нас быть Внимательнее впредь. Чтоб на пути, за резким поворотом Кого-то из друзей не просмотреть. Не щадя себя, поэт признается, что порой он отдавал предпочтение чересчур дірачным краскам. Вспоминая своего старшего това­ рища по перу Александра Никитича Воло­ шина (это стихотворение «У памятного д о ­ ма» — на' мой взгляд, одно из лучших в кни­ ге), он пишет: Я с ним делился бедами нередко, А счастьем поделиться не успел. Конечно, было бы натяжкой утверждать, что отныне лирический герой видит все толь­ ко в розовом цвете. Нет, его «чувства вре­ менем прихвачены, как изморосью — трост­ ники»,— говорится в стихотворении «При­ вет, родимые места!». Но в этом ж е стихот­ ворении утверждается: «Грусть м о я—-лег­ ка!». Именно ѳтим чувством проникнуты стро­ ки, завершающие книгу Ивана, Полунина: Люби я знай; Когда-То, в чем-то, где-то Протяжным эхом отзовемся мы... В. ШИРЯЕВ Вильям Озолин. Черные утки. Повесть. Ир­ кутск. Восточно-Сибирское кн. иэд-во, 1984. Сначала было стихотворение, ^^омню, я прочел его в книге поэта Вильяма Озолина «Чайки над городом», вышедшей в Иркут­ ске в 1974 году. У сахалинских берегов зимуют утки. Непримечательны нучем/но к. черту шутки: когда пурга слепит глаза у пароходов, когда у самолетов гнутся крылья... сквозь снежные заряды полным ходомі — несется черных уток зскадрильяі Черные утки, зимующие у неласковых бе­ регов Сахалина, не улетающие на юг,— символ преданности родной земле, родине, символ стойкости и веры: «Глох наш мотор. И, как в бреду, метался берег. Но я их ви­ дел и в удачу верил!» И вот — первая прозаическая книга поэта. И снова сквозной образ — черные утки. Ко­ нечно, проза есть про^а, и романтическая преданность'черных уток суровым берегам острова (в повести он безымянен) получает, соответственно, прозаическое объяснение; черные утки поздно выводят птенцов, не ус­ певают ко времени поставить их на крыло, потому и зимуют. Однако это объяснение не умаляет мужества, героизма птиц, не умаля­ ет восхищения ими. Черные-утки — те ж е старожилы острова (или: старожилы — те ж е черные утки), которые, в отличие от за­ летных граждан («мелькнул и исчез из па­ мяти»), «давным-давно пережили и первые свои холода, и первые бури; простили ост­ рову мокрую штормовую «шмазь» и рябино­ вую картечину, прилетевшую из-за угла во время тайфуна» — словом, перебедовали, вы­ стояли и сказали себе: «...пускай пугает других. Я буду здесь жить!» Старожилы-люди, кстати, хранят вер­ ность своему острову тож е не из-за роман­ тики, не ради этого вот: «а я бросаю ка­ мушки с крутого бережка». И у них причины довольно прозаические: кто-то ког­ да-то застрял здесь, а потом привык, р по­ том пожухли молодые; нетерпеливые его паруса, успокоились, кто-то «птенцов позд­ но вывел» — куда дсе лететь? В общем, жи­ вут они здесь ■и работают, а не камушки бросают. А жить трудно. И не только потому, что морозы, снег, хлябь,' скудный островной быт. Случается, колотят здесь человека совсем иные «штормы». В очередной такой «штормовой» полосе и застаем мы двух главных героев повести: сотрудника областной га,зеты Валерия Ива­ новича Бунякова и соседа его по квартире железнодорожника Дмитрия Саввича Глы- гу- Валерия Ивановича, честного, благородно­ го человека и талантливого журналиста, увольняют из редакции. Не сдержался Вале­ рий Иванович, врезал правым прямым в че­ люсть подлецу, прохвосту, ничтожеству Гу- ненкову, осмелиашемуся нагло спекулировать на его благородстве. А защищаться не стал. Потому что — одно дело дать по физионо­ мии прохвосту и совсем другое — доказы­ вать потом, что ты не верблюд, тягаться с ничтожеством на заседании редсовета (а Гу- ненков уж е по ответственным кабинетам пробежал и зуб какой-то старый, якобы вы­ битый, всем продемонстрировал; и зуб этот, «ломаный, нечищеный, заслонил от сослу­ живцев доброе, доверчивое лицо Буняко­ ва»). Вдобавок от Бунякова жена ушла. Не потому ушла, что принимала ухаживания: побитого Гуненкова, симпатизировала ему; просто давно уж е выросла стена отчужде.і ния меж ду Валерием Ивановичем и К;азими. рой Станиславовной. Но в ракое-то время; ѵйти! Буняков и Казю не стал удерживать. Не сказал ей даж е, что Гуненков беглый, подлый алиментщик. Побрезговал. В об-| щем, закусил удила. Ответил, как говорится,; «на ' вылазку врага» трехдневным загулом," не опасным для окружающих и почти не за­ меченным ими— и все. Диму Глыгу доел начальник смены Чири­ ков, кулак и стяжатель. Чириков наладился| использовать Димину автомотрису «по хо зяйству»-гТО березовые чурочки, то казеш ный уголек домой доставить... Дима сна‘ча( ла огрызался, потом взбунтовался, чуть бы ло не схватился с начальником за грудки, ні когда тот «попер» на него лично; «Ты сыот