Сибирские огни, 1985, № 3

например, что вскоре после знакомства > с Сорокиным, Леонид Савкин, благодаря его содействию, начал подрабатывать сочине­ нием стихотворных текстов для цирковых программ; Віѣможно, Антон Семенович как-то проявил себя и при выборе поэту литературного псевдонима, вернее, новой фамилии. Собственно, на это и намекает Сорокин в переданном С. Марковым разговоре. «К тому же...— ставит многоточие он, доказы­ вая необходимость «Савкина забыть наве­ ки», и продолжает: — Ну вы сами догады­ ваетесь, что я имею в виду». Поэт догады­ вался.» Он стремился стать активным уча­ стником новой жизни, но весьма заметная в Омске фамилия протоиерея Савкина посто­ янно напоминала о себе. Вряд ли только мог­ ло быть такое совпадение, что Сорокин сам, как утверждает «Омская сага», вспомнил о знаменитом историке, оказавшемся родст. венником «сочинителя эпитафий». Скорее всего, фамилия эта возникла, когда Леонид Савкин рассказывал о себе, и уж е тогда Ан­ тон Семенович, что называется, ухватился за нее. Да еще настоял на новом имени, присо­ вокупив при этом, что один Леонид — Мар­ тынов! — среди омских поэтов уж е есть... Не исключено, что по тем ж е соображе­ ниям Савкин одновременно «подправил» и дату своего рождения. Официальные доку­ менты называют 1908 год, 5 августа, но есть свидетельства, что поэт родился на несколько лет раньше. Вопрос это не праздный, не выяснив его, довольно слож­ но объяснить некоторые факты творческой биографии Евгения Забелина. Так, извест­ но, что уж е в 1921 году он активно участ­ вовал в собраниях «Омской артели писа­ телей и поэтов» при газете «Советская Си­ бирь»; его стихи — в то время еще Леони­ да Савкина — печатали омские газеты «Клич» и «Сигнал» Чтобы хоть немного разобраться в этом, обратимся еще к одному любопытному эпизоду из «Омской саги». Сергей Марков живописует в нем приезд в город «извест­ ного деятеля культуры». «Назовем его Бо­ гуславским»,— начинает он и дальше рас­ сказывает, как Евгений Забелин — по «сце­ нарию» Сорокина — «ринулся под копыта вороных коней... триумфальной коляски», пожаловался высокому гостю, что его «не печатают, учиться не дают», прочитал, ему свое стихотворение «Полынь», а в заключе­ ние подписал какую-то бумагу,— как го­ ворил С. Н. Марков дочерям поэта,— разре­ шение учиться в Томском.университете. Нет сомнений, что «Омская сага» имеет в виду в данном случае Анатолия Василь­ евича Луначарского; он, единственный из ' «известных деятелей культуры», приезжал в двадцатые годы в Омск. Подтверждается это и точной портретной деталью: «на его пенсне вспыхивали стремительные лучи»; упоминанием, что «Богуславский» какое-то время жил в Тотьме — а именно там отбы­ вал ссылку А. В. Луначарский; наконец, он «проникновенно не раз произносил строки из стихов Петра Драверта: «От моей юрты до твоей юрты говностая следы на снегу. Обещала вчера навестить меня ты,— я до­ ждаться тебя не могу»,— а это слепок с во­ споминаний о муже Н. А. Луначарской- Розенель, рассказ о его поездке в Сибирь в' мае 1923 года *. ' Важная подробность. Дело в том, что А. В. Луначарский посещал Омск еще раз — в 1928 году. Но тогда Антон Соро­ кин не смог бы уж е продиктовать Забели­ ну «сценарий» встречи с ним; ранней вес­ ной того года он умер в московской боль­ нице. Д а и поэту нечегб было бы жало­ ваться, что его не печатают — он к тому' времени стал постоянным автором «Рабо­ чего пути». Остается, таким образом, все тот ж е 1923 год. Но как мог просить раз­ решения учиться в университете пятнадца­ тилетний подросток? Вот если Забелину в то время было лет восемнадцать... Впрочем, и после встречи с «Богуслав­ ским» его стихи почти не появлялись в печати. Вообще, период с 1923 по 1926 го4 пока «белое пятно» в биографии поэта. Может быть, он поступал в Томский уни­ верситет... Или уезжал на Север... Или. — в Казахстан... Последние предположения основываются на тематике его стихотворе­ ний «Два сонета», «Раскопки»... Мы снова встречаемся с поэтом лишь спустя несколько лет — 3 октября 1926 го­ да, когда в омской газете «Рабочий путь» появилось стихотворение «Полынь». Полынь, полынь, Смиренная вдовида. Кто не пил слез от горечи твоей? Полынь, полынь. Роняет перья птица. Зыбь облаков белее лебедей. Степную боль не выплакать до дна. Копытом ветер бьют стреноженные кони, И сохнет степь, Как нежная княжна В татарском перехлестанной полоне... Уже выбор центрального образа — горь­ кой травы, полыни, придавленной «панель­ ною пятой» города,— определяет тональ. ность стихотворения. Причины этого невѳсе- лого настроения станут понятнее, если вспом­ ним, что «Полынь» была написана значи- тельно раньше ее публикации и отражала умонастроения Забелина в то время, когда ему приходилось заниматься сочинительст­ вом на надгробиях. И все же, вопреки это­ му, скорбного чувства стихоцвореяне не вы­ зывает. В его звучных строках бьется мо­ лодое сердце поэта, и жизнь, «тряхнув куд. рями», уходит от смерти. «Полынь» была встречена восторженно. Критик, подписывавшийся іісевдонимом «Лэсси», посвятил ей в газете «Рабочий путь» значительную часть своего обзора стихов. «Это стихотворение Забелина мож­ но назвать прекрасным,— писал он.— В этой небольшой пьесе опоэтизированы степ­ ные будни. ;..Евг. Забелин прекрасно пока­ зывает, что природу можно описывать не по-есенински, но по-своему». И в те ж е дни молодежь уж е читала, учила наизусть искрометную забелинскую «Карусель»: В вихре песен, топота и свиста. Разжигая радугу в крови, ’ П о в а р ц о в С. Голос поэта.—«Вечерний Омск». 1981. 19 октября. ' Л у н а ч а р с к а я-Р о 3 е н е л ь Н. Памяц сердца. М., 1977, с. 16.