Сибирские огни, 1985, № 3

Характерно, что в те первые годы, встречаясь в дорогах, они обя­ зательно говорили, кто кем стал; они приехали, они добились, они Достигли полезности на сво.ей земле! Но даже здесь, за мгновенную встречу, Ленька успел спросить ее: «Ничего не слышно о Вере?» Нет, она^ничего не слышала о Вере. Почти не было еще переписки с, Австра­ лией в те годы, и вообще она. не хотела ничего знать о тех, уехавших, она вычеркнула их из себя,.как неудачную стро.ку . И сейчас, рядом с Верой, она как бы увидела заново тот давний поселок, где пахло свеженамокшим деревом и тем несравнимым ни с чем запахом елового леса, хвойные лапы отливали синевой на фоне желтоватого вечернего нрба и шумно стучали по крышам сарайчиков. Снег между домами был перемешан с еловыми шишками, и низкими красными кустами тихо горели в сумерках костры — прогревали землю чтобы с утра подымать ее лопатами под новую улицу. Теплом и борща ми дышало брусчатое зданьице котлопункта, шли после смены с кир пичами хлеба в руках девчата в забрызганных известью спецовках И она попыталась мысленно поставить там Веру рядом с Ленькой, на та лом снегу, и не смогла. Но ведь были еще города, пусть неустроенные тоже, со всем отжившим теперь коммунальным бытом, где ждали жены, пусть по полгода, но ждали и растили детей и встречали! Нужен, види­ мо, человеку климат любви и добра, и кто знает, если бы ждала его Вера где-нибудь, не случилось бы той беды... Кто знает... А теперь они шли с Верой по Австралии, вернее, по залам австра­ лийской живописи, и разговор о Леньке-Леониде, видимо, предстоял « им еще, только не сейчас и не здесь, и как приступить к нему — не­ известно... ...В глубине рамы, словно в проеме окна,— внутренность комнаты, дощатость кое-как слепленных стен. Багровым пятном светится топка печи. За- грубым столом, где на сползшей газете — бутылка, кружка и кусок хлеба, сидит сухощавый мужчина, похожий по облику на тех шотландцев, что видала она здесь недавно в гольф-клубе... Только в просвете двери виден на рыжей земле абрис удаляющегося всадника. Только сухая ветка эвкалипта заглядывает в дверь из белесого от зноя пространства. И лежит на коленях в бессильно упавшей руке белый клочок письма. И на лице, красном то ли от загара, то ли от света печного пламени, такая тоска и безысходность одиночества! Собствен­ но говоря, на горечи разлук с домом, с Англией и начиналась Австра­ лия — Земля Обетованная золота и заработка... Может быть, не стоило теперь умножать ту историческую «иноземную тоску» своей, ничем не вынуждаемой, российской ностальгией? Они шли дальше, и все вокруг полыхало красным и желтым — цвет зноя и цвет песка. Где-то была некогда эта улица старой Австралии, мыслью художника сохраненная,— голая пустая улица с резными бал­ конами и слепыми торцами домов, вся перекрещенная малиновыми полосами света. Одиноко наклоненный фонарный столб, и такое реаль­ ное ощущение жаркого ветра в закатном клубящемся небе... Может быть — засуха? ...Борода-тый мужчина в войлочной шляпе, сродни нашим мужикам- старателям, держит на весу промывочный таз с золотом. Кирка и ло­ пата рядом, и белая от пены речка бьется о его сапоги. И вдруг — нечто совсем страшное — бегущий человек, однорукий и багровый, словно с содранной кожей, а вокруг такая кроваво-размытая пустыня, без жизни и деревца — «Каторжник». Вот и дошли мы до истинных твоих истоков, Австралия! На неделе Юлька, Юлькин иностранный муж Ник, с Юлькиным австралийским ребенком Питом (или Петькой) повезут ее в одно при­ мечательное местечко — «Старый Сидней», километров двести к севе­ ру от Сиднея настоящего — пустяки при австралийском уровне. автомобилизации! ■ . '