Сибирские огни, 1985, № 3

остаться таким ж е честным человеком, со­ хранить свое «я», сберечь свое человеческое достоинство. Именно к такому печальному итогу приходишь, прочитав повести Г. Емельянова и Н. Самохина, а это уже, согласитесь, эффект вполне худож ествен­ ный, здесь уж е говорит сама литература..: Совершенно другим путем в исследовании дачных проблем и конфликтов пошел Анато­ лий Черноусое,,хотя сама интрига, положен­ ная в основу его повести «Второй дом», точ­ но такая же, как и у Г. Емельянова, и у Н. Самохина. «Второй дом» — наиболее капитальное произведение «дачной прозы» и по своему объему, и по насыщенности всевозможными раздумьями, соображениями, предложения­ ми и рекомендациями. Я бы даж е назвал это произведение программным, потому что А, Черноусое, похоже, задался целью ска­ зать последнее, решающее слово, подвести, что называется, черту под теми многочис­ ленными спорами-ц дискуссиями, которые развернулись вокруг «дачного вопрос^» как в художественной прозе, так и на страницах периодики. Вообще-то надо обладать нема­ лой дерзостью, чтобы после И. Лаврова, А. Якубовского, Е. Гущина, после тех же Г. Емельянова и Н. Самохина, после дель­ ных статей в периодической печати (вспом­ ним хотя бы, некоторые публикации в «Л Г») попытаться сказать что-то новое, сенсаци­ онное, внести какие-то существенные кор­ рективы, высказать какие-то разумцые сооб­ ражения,' которые бы приподняли «дачнукх тему» на качественно иной уровень. Отда­ дим А. Черноусову должное: некоторые главы его повести действительно поворачи­ вают нам эту тему новыми гранями, позво­ ляют увидеть в ней такие «болевые точки», которые дотоле либо вообще не встречались, в нашей прозе, либо были отмечены лишь легким прикосновением пера. Прежде всего сама интрига повести — приобретение участка и постройка на нем дачного домика — развертывается в очень интересном месте. Зовется это место Игна- хйной заимкой. Некогда здесь была «нема­ лая деревня», жители которой работали в артели. «Чем артель занималась? А тем, что делали клепку, а из нее бочки сбивали. Са­ ни делали, дуги из черемуховых стяжков гнули, седеліпі мастерили, телеги, ходки, брички...» А потом вдруг последовало 'ука­ зание — «всех лошадей на мясо изводить». И поскольку лошадей не стало, ненужными оказались и сани, и телеги, и бричкц, И ар­ тель закрыли, а люди стали' разъезжаться — ■кто в другие деревни, кто прямо в город. И вот тогДа-то один из оставшихся здесь жителей Парамон Хребтов сумел убедить местные власти, чтобы они разрешили горо­ жанам покупать брошенные избы. «И подхватили умирающую деревню на руки городские люди, или, как их в деревне поначалу называли, оддыхающие. Как их ни называй, а именно они-то и не дали Иг- нахииой заимке сгинуть. Не дали зарасти дикой травой огородам, не дали Огнить и развалиться избам». Но мог ли честный де­ ревенский труженик предполагать, во что выльется это вторжение горожан в его род­ ную йгнахину заимку? Знал ли он, какого джинна выпускал из бутылки, когда по пра­ ву депутата местного Совета «подмахивал» купчие? Процрхаа, прознав через друзей- знакомых, что есть недалеко от города мес­ то, где чуть ли не задарма можно приобрес­ ти избу с участком, а затем все это обустро­ ить в соответствии со своим вкусом и возможностями,— сюда вослед за первыми отдыхающими, вполне честными, порядочны­ ми людьми, хлынула всякая «жулябия». Эти уж е не довольствовались разными там «на- сылушками», даж е простые рубленые избы их не устраивали. Они с ходу «'стали воз­ водить черт-те какие чудные, неведомые в этих краях строения с верандами, с мезони­ нами и балконами. Иные поднимали стра­ шенной высоты двухэтажные особняки с лестницами, с гаражами в первом этаже, с флюгерами...» И произошел форменный па­ радокс: за «ренесса;ісом», за возрождением деревни последовал «декаданс», выразив­ шийся в том, что многие дачники, почувство­ вав себя настоящими «хозяевами», начали самым бессовестным образом грабить при­ роду, опустошать лесные и речные угодья. — Тут ж е у нас, разобраться,— говорит один из дачников,— золотое дно. И вот хватают, вот набивают полные багажники грибами, сушат их, солят и везут на прода­ ж у на рынок или в рестораны -і- бешеные деньги! Бруснику пластают десятками ве­ дер. А рыба! А целебные травы!..» Причем, как замечает автор, эти «добыт­ чики» считают нйже своего достоинства хо­ дить в лес пешком, они подкатывают «пря­ мо к грибам или ягодам кто на мотоцикле, кто на мотороллере, а кто и на легковушісе либо даж е на грузовике...» Когда я читал эти исполненные благород­ ного негодования и обличительного пафоса страницы, мне невольно вспомнились чехов­ ские слова: «Сытость, как и всякая сила, всегда содержит в себе некоторую долю наг­ лости...» Приведенная фраза — из письма к Суворину, но Чехов, как известно, всуе ни­ чего не говорил, каждой мысли своей он стремился дать художественное воплощение. Вот и эта мысль тоже получила у Чехова блестящее подтверждение — в его знаме­ нитом рассказе «Крыжовник». Всем читав­ шим этот рассказ, конечно, памятен его главный герой — мелкий чцновник, мечтав­ ший приобрести клочок земли и вырастить на нем садик с крыжовником. Его мечта, как мы помним, вполне осуществилась; ско­ пив путем жесточайшей экономии нужную сумму, загнав при этом в гроб собственную жену, чиновник купил-таки участок земли и вырастил на нем желанный крыжовник, но сам после всего этого превратился в сытого, самодовольного обывателя («постарел, рас­ полнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед,— того и гляди хрюкнет...»). Н еда­ ром, поведав эту историю, Чехов вкладывает в уста рассказчика — брата чиновника — страстные, обличительные слова: «Принято говорить, что человеку нужно только три арш'Ина земли. Но ведь три аршяиа нужны трупу, а не человеку. И говорят также те­ перь, что если наша интеллигенция имеет .тяготение к земле и стремится в усадьбы, то это хорошо. Но ведь эти усадьбы те ж е три аршина земли. Уходить из города, от борь­ бы, от житейского шума, уходить и прятать­ ся у себя в усадьбе — это не жизнь, это эгоизм, лень, это своего рода монашество, но монашество без подвига. Человеку нуж