Сибирские огни, 1985, № 3

обоеь, какиегто вроде бы рыбы, но собранные из железных заклепок, и вроде бы колеса от велосипеда, а может быть, это лицо человеческое? Даже нечто из натурального металлолома конструктивно возвышалось на постаменте! Такие вещи они с Верой обходили стороной, потому что обеим это не нравилось. И здесь же рядом — прекрасный по целомуд­ ренности и простоте барельеф «Любовь и жизнь»— вся вытянувшаяся ввысь на кончиках пальцев стоит нагая маленькая женщина. Обняла рукой за шею могучего парня, другая рука протянута к ребенку, что надежно сидит у него на плече. Это уже — Австралия, двадцатые годы. — Ты не находишь, что это не совсем прилично?— сказала Ве­ ра.— Такая откровенность... Боже мой, в этом — вся Вера! Такой она и осталась: сдержанность чувств и — что скажут люди! А будь она иной, всё могло сложиться иначе, тогда, в пятьдесят четвертом. И не было бы этой посторонней Австралии, только потому, что сюда хотели ехать папа с мамой!, И был бы Ленька — изыскатель, отчаянный и непутевый, каким его почему-то считали там и каким его не хотели для нее папа с мамой... И горьких складочек у «губ — признаков грустного старения тоже не было бы... Что угодно мор намешать в ее жизни Ленька, только не это.„ ...Весной пятьдесят девя'гого они встретились с Ленькой на станции Кошурниково, на стройке Абакан — Тайшет, той знаменитой тогда стройке, овеянной именем комсомола и романтикой изысканий. И стан­ ция, пока только желтый барачный поселок на вырубленном клочке леса, была названа в память трагического мужества партии Кошурни- кова, погибшей в военные годы рядом во льдах, на реке Кызыр. Днев­ ник Кошурникова, найденный в талой воде, через год после гибели,— полуразмытые блеклые листки, с его наметками трассы и последней записью. «Сегодня, наверно, замерзну»,— как символ силы человеческо­ го духа, держала она с трепетом в руках в архиве «Сибгипротранса» у них в городе, что и толкнуло ее, по существу, на этот полет по стройке в качестве'нештатного корреспондента «Молодежки». И были это те первые пять лет ее жизни на родной земле, когда она не знала еще, кем станет окончательно — инженером или писателем, и она металась и кружилась по командировкам, писала стихи и рабо­ тала, и была еще замужем за своим Сережкой. А Ленька тогда не был женат потому что не мог забыть Веру? Или просто не располагала к этому кочевая изыскательская жизнь? Они встретились внезапно на крылечке конторки строителей, где свежеструганные доски ступенек захлестывал жидкий кисель грязи, висел щит показателей с меловыми корявыми цифрами и два трактора топтались напротив, глухо урча и приминая гусеницами ребристый снег. Тракторы шли на Козинский перевал к стоянке изыскателей, и Ленька отправлялся туда по своим делам, пытался утолкать в кабину какие-то ящики и пререкался с трак ­ тористами, и ойа не узнала бы его в,гуще эт-их парней в одинаковых ватниках, если бы он не увидал ее на том крылечке.. И хотя она тоже была в ватнике и платочке, но все же отличалась чем-то, по-видимому от строителей — корреспондент! Он уввдел ее, а времени у них разговаривать не было: в окощко тракторной кабины залетали снежинки, елки шумели — занимался ве­ тер, вершины гор уЖе йе видны были за белой тканью, и они очень то­ ропились трактористы и Ленька (Леонид Кораблев),' чтобы проско­ чить на перевал до непогоды. Трассы впереди еще не было, только эта избушка изыскателей, как аванпост над складками леса. Ну, что ж такова профессия топографа — начинать на бездорожье, и если Лень­ ка стал им, значит, это отвечало его сути, как раз, может быть той отчаянности и непутевости, что не устраивали Вериных маму с папой... Они потискали друг другу руки наспех, стоя промокшими ногами в рыхлом полурастаявшем снегу. — Здорово, Лелька, ну, как ты? Пишешь? . — А ты как? — Нормально! Идем с разбивкой!-