Сибирские огни, 1985, № 3
сельчан. И в темноте успокаивал испуган ную жену: «Ну ничего, не бойся! Спасибо еще, что камни летят, а не пули!» Хотя про себя псйьи'мал: пули тож е будут. Не энал только, когда. А вышло — в сороік третьем. Кулацкие пули пролетели стороной,' да воФ фашистская угадала точно. И всего- то осталось маленькому Алешке от отца — материнские рассказы, ненависть к войне да любовь к 'земле — родной, коммунарокой, одной яа всех. Сегодня — бывает ж е , такое!— вы д^ ся свободный вечер. И ноги как-то сами При вели его к опытному полю. Поле — как- по ле. Двадцать гектаров, кое-как укрытых скудно выпавшим. , снегом. А Баранников шел — и словно бы слышал, как там, под тонким холодным одеялом, теплится, ершит ся, торопит неблизкую еще весну будущая зеленая жизнь в маленьких тугих семенах. Семь лет бился он на этих бороздах в поисках новой системы вспашки — своей, единственно правильной для Кулунды. Семь лет старенький трудяга-трактор, упорно пыхтя, перелопачивал эти гектары все по- новому да по-новому. И когда поле, нако нец, подарило ему решение, не случалось уж е года — дож дь ли, засуха ль,— чтоб кол-, хоз «Новая семья» не дал урожайность вдвое вы'ше средней по району^ А ^ потом -были новые эксперименты, новые надежды и тревоги Алексея Бараняикма. И сейчас» очутившись здесь, он 'вдруг от четливо понял, что всю жизнь 'шел к этому полю. Он хорошо учился в школе, учителя увалили — «светлая голова»— и мать, не- понаслыщке знавш'Зя, почем фунт крестьян ского-лиха, мечтала вслух: «Поедешь в го род, специальность получишь на заводе, а там, глядишь, и на инЖ'внера выучишься!» А он уж е энал: его путь — в агрономы. И видя его упорство, мать сдалась: — Чего уж, видать, отцовская кровь в тебе говорит. Ее ничем не уймешь. Вот ведь как бывает. Там, где отец со здавал коммуну, ■ сейчас — заброшенные земли: ни деревеньки, ни даж е избы. И .о б -, лик тогЬ большого мужчины, . навсегда, ушедшего на фронт, недолго держался в мальчишеской памяти. Но вот он, отец — погибший, но вернувшийся, забытый, но знакомый и родной — заговорил в нем, Алексее Баранникове, и велел: «Не уходи от земли, нет ничего дорож е ее!» И ‘ опыты здесь они закладывали вдвоем, только Алек сей тогда еще не понимал этого. Поле коммунаров — нетолько там, где они сражались, где легли в землю. Вот ,о н о— распаханное всего шестнадцать лет н а за д -р а ск и н у л о сь перед Алексеем Ба ранниковым. И поле это — его кровное, как бывает кровным родство или обида. Борозды — от края и д о края: бегут, че редуются — словно годы. А иногда ему каж ется— не борозды это вовсе, а .строки. . Строки песни, которая и не сложена еще и не спета. А он будто слышит ее. Эта пес ня — о них самих, трехпоколениях Ба ранниковых— земледельцев и ком.мунистов. О многих других людях, с кем они честно делили и труд, и боль, и хлебную горбуш; ку, и тяжелый плуг. О могучем человече ском корне, который напрочь врос в горь ко-соленую землю Кулунды и который не вытравить, не иссушить ни засухе, ни вой не. Д а, прав он был тогда, Алексей Сте панович Баранников: все действительно на- чиналось с песни. Не так давно занесло его нежданным ветром на неделю во Францию, и в одном парижском доме^ долго интересовались у месье председателя Баранникова насчет белых медведей, гуляющих по новосибир ским улицам. А потом хозяйка не без иро нии спросила, что ему за счастье от кол хозных миллионов, которые его-то лично миллионером н^ сделали. Что за счастье? И тогда в парижский салон пришло его поле, засветилось спелыми колосьями, улыбнулось ему. И он тоже улыбнулся, и ответил: — Мое счастье дорож е миллионов.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2